— Охотно, — сказала мисс Московиц, — и не такая уж я молодая. Вдобавок, я легче устанавливаю отношения с более зрелыми мужчинами.
Лаван, весьма польщенный, взял ее под руку и повел к кафе на углу. Он сходил за кофе и пирожными, мисс Московиц тем временем разложила приборы и бумажные салфетки.
Пока они пили кофе, Лавану казалось, что он помолодел лет на двадцать, у него точно груз с плеч свалился, прошлое представлялось чем-то вроде грязного белья, которое он скинул с себя. Зрение его обострилось, он видел все очень четко. Поглядывая на мисс Московиц, он с удовольствием отмечал, до чего же она хорошенькая и как приятно на нее смотреть. В нем бурлили, рвались наружу слова:
— Мисс Московиц, знаете ли вы…
— Прошу вас, зовите меня Руфь, — сказала она.
— Вот как, Руфь, неизменно верная библейская Руфь, — в задумчивости произнес Лаван. — А меня зовут Лаван.
— Лаван, какое благородное имя.
— Это тоже библейское имя. Что я начал говорить, — продолжал он, — так это я начал рассказывать, что легло в основу моего письма, которое опубликовано в газете сегодня.
— Прошу вас, продолжайте. Мне очень интересно.
— Так вот, письмо это жизненное и автобиографическое, — сказал он с чувством.
— Не хотелось бы вторгаться в вашу жизнь, и все же, что вы имеете в виду? — спросила она.
— Что ж, я отвечу вам в двух словах, — сказал Лаван. — Вы женщина, наделенная умом, и вы поймете, что я хотел сказать, — ответив кивком на ее улыбку, продолжал он. — Я хотел сказать, что в письме речь идет обо мне. — Он старательно подыскивал слова: — Подобно Ромео и Джульетте я будучи молодым человеком, испытывал воздействие страсти и в результате женился на женщине, с которой был умственно несовместим.
— Мне очень жаль, — сказала мисс Московиц.
Лаван помрачнел.
— Она не испытывает интереса к вопросам, которые интересуют меня. Она мало читает и не знает элементарных вещей о психологии и о мире.
Мисс Московиц приумолкла.
— Если бы в молодости я женился на женщине, разделяющей мои интересы, — рассуждал он, — на ком-нибудь вроде вас, можете мне поверить, сегодня я был бы писатель. Я так мечтал стать писателем, и с моим опытом и пониманием жизни, можете мне поверить, я бы написал очень прекрасные книги.
— Верю вам, — сказала мисс Московиц. — Правда, верю.
Лаван вздохнул и посмотрел в окно.
Мисс Московиц окинула взглядом зал и за спиной Лавана увидела низенькую дебелую женщину с пылающим от злости лицом — она шла прямо на них. В руке она держала чашку кофе и, стараясь не пролить его, прокладывала себе дорогу к их столику. Молодая женщина удерживала ее. Мисс Московиц тут же смекнула, чем это пахнет.
— Мистер Гольдман, — сказала она сдавленным голосом, — сюда идет ваша жена.
Лаван в испуге привстал, но Эмма уже надвинулась на них.
— И это называется вечерняя школа? — брякнув наполовину расплесканную чашку с кофе о стол, вопила она. — Это называется учеба каждый вечер?
— Мама, не надо, — упрашивала Сильвия, — на нас все смотрят.
— Он женатый человек, ты, распутница! — орала Эмма, напирая на мисс Московиц.
Мисс Московиц встала. Кровь отхлынула от ее лица, оспины стали заметны.
— Заверяю вас, что мои отношения с мистером Гольдманом носят чисто платонический характер. Мы с ним занимаемся английским в одном классе, — она не спасовала перед Эммой.
— Умные слова, — издевалась Эмма.
— Утихни, — возопил Лаван. И обратился к мисс Московиц: — Приношу вам извинения, мисс Московиц. Это есть крест, который я несу, — убитым голосом сказал он.
— Папа, не надо, — упрашивала его Сильвия.
Мисс Московиц взяла свои книги.
— Погодите, — попросил Лаван. — Я оплачу ваш чек.
— Через мой труп, — орала Эмма.
— До этого дело не дойдет, — сказала мисс Московиц. — Спокойной ночи.
Оплатила чек, толкнула вращающуюся дверь и вышла.
— Ты невежда, — разорялся Лаван, — ты понимаешь, что ты наделала!
— Ой, я уже не могу — он меня клянет, — выла Эмма, заливаясь слезами.
— Ой, папа, стыд-то какой, — сказала Сильвия. — На нас все смотрят.
— Ну и пусть смотрят, — сказал Лаван. — Пусть видят, как человек тонких чувств и понятий страдает из-за несовместимого с ним невежества. — Он подхватил портфель, нахлобучил шляпу и рванул к двери. Бросил на прилавок деньги, толкнул вращающуюся дверь, выбежал на улицу. Эмма продолжала рыдать, упав головой на стол, Сильвия пыталась утешить ее.