Он шел, глядя прямо перед собой, невозмутимый, как Сфинкс, и его намерения не оставляли сомнений: идти дальше. Так ходят привычной, не единожды проверенной дорогой, по определению безопасной и даже скучной. Его прогулка началась в совершенно другом мире, в котором не было ни станции, ни пригородных электричек, ни кричащих людей на перроне, а вместо шпал и рельсов – тропинка, координатно совпадающая с железнодорожной колеей, но сам пешеход пребывал в том мире, где всё это было. Или наоборот, физически он оставался там, у себя, но в нарушение оптической логики был виден с платформы, однако неуязвим.
Истошно завопила женщина с ребенком на руках.
Головной вагон состава проскочил семафор, токоприемники искрили, машинист подал еще один оглушительный длинный гудок. Воздух наполнился скрежетом экстренного торможения. Рельсы засияли от прожекторов, и сияние обогнало Идущего. В этот момент он чуть замедлил шаг и повернул голову, словно дивясь чему-то необычному, чего раньше с ним никогда не случалось. Полы его пальто взметнулись, подброшенные воздушным потоком, мгновенно опровергнув слепленную наспех гипотезу. Идущий не отражался в этом мире, а принадлежал ему со всеми потрохами и потому был обречен. Возможно, он успел испугаться, но испуг его умер во младенчестве.
Секунду спустя Идущего подмяли триста тонн железа.
***
Путейцы обследовали насыпь и пространство под колесами вагонов.
Даже если поезд втянул человека под себя, должны были остаться пятна крови. Фрагменты плоти. Клочья одежды. Вещи из карманов. Что-нибудь, что формально оправдывало действия машинистов.
Пассажиры звонили по телефонам, сообщая о задержке; самые сообразительные улизнули на автобусную остановку до того, как приехала полиция. «Виновники торжества» прикуривали сигарету от сигареты; один из них не мог выговорить собственного имени. Врач сделал ему укол. В кабину электровоза поднялась сменная бригада, но разрешения уехать пока не давали.
Медики, позаботившись о помощнике машиниста, грелись в диспетчерской, а на платформе работали транспортные полицейские, записывая показания очевидцев. Процедура отняла два часа.
Показания ничем не отличались, все слово в слово повторяли одно и то же. Только поддатый дачник в истрепанном армейском бушлате и с авоськой сыроежек понес ахинею про бандитские разборки и передел сфер влияния. Поммаш, у которого от нейролептика переплелись извилины, то и дело извергал потоки остервенелой матершины.
Боброва тоже допросили.
- Значит, вы утверждаете, что неустановленное лицо двигалось в колее?
- Да.
- Мужчина или женщина?
- Мужчина.
- Уверены? Не женщина?
- На нем пальто было длинное, фасон странноватый. Кто-то мог и за женщину принять. По-моему, мужик. Их, молодняк, не разберешь, мужик или нет, - сварливо добавил Бобров.
- Вы ему кричали, но он не отвечал?
- Он не то чтобы не отвечал – он как будто нас и не слышал.
- Шатался?
- Нуу… Не сильно. Нет. Вообще нет.
- В наушниках был?
- Не знаю.
- А вы видели сам наезд?
Виктор вздохнул.
- Если честно, то нет. Я зажмурился.
- Но человек, по-вашему, погиб?
- Естественно. Я зажмурился за полсекунды до того, как его сбило. Отпрыгнуть он не мог, это же не кино.
- Ну и где труп?
- Без понятия.
На платформу поднялись участники поисков. Они ничего не нашли.
Кто-то вполголоса предположил, что пострадавший выжил и смылся. «В крупу его смололо, что ли?!». «Хотите – ищите сами».
Машинистов отправили на медэкспертизу. Начальник станции, прибежавший сразу после остановки поезда, грубо сказал им на прощание: «Мужики, вы ваньку-то не валяйте! Сбивали кого, нет?! Или дури напыхались оба? Ну народ, бля, ну и народ». Те проигнорировали напутствие, да и вообще напоминали парочку зомби. В толпе прозвучало слово «диверсия».
Наконец изнывающих пассажиров пригласили в вагоны. Не было ни обсуждений, ни обмена репликами. Подавленные люди еще не свыклись с тем, что стали свидетелями сверхъестественного, и оно их коснулось, и всех в большей или меньшей степени сделало причастными к себе. Затокинским копам придется изворачиваться и править свои отчеты, чтобы придать им правдоподобность и не огрести по шапке от начальства. Чины из МВД не любят висяков под маркой «феноменов». Показатели страдают, а феномену статью не пришьешь.