- Правильно, - изумленно кивнул Борис. Он нервно тёр то подбородок, то переносицу. – Она наверняка стеснялась. Она понимала, что ей там не место. Она носила дешевые шмотки, пользовалась контрафактными духами, и сама в итоге стала пиратской копией. И… она должна была проверяться… не выдает ли ее что-то внешне. Господи… не вылезет ли синюшное пятно из-под рукава.
Неля поперхнулась.
Машина вылетела на шоссе Петля, подрезав черный, пиратского вида джип-крузер. Тот яростно засигналил, и Борис вильнул в правый ряд, но тут же оторвался от «помехи». Крузак ушел в точку, успев выразить своё негодование вспышкой дальнего света.
- Черт, она могла вообще не помнить, что умерла! Она насколько-то была Юлькой, но не полностью… Но она понимала – что-то не так, пыталась разобраться. И, в конце концов, пошла туда, где были люди, которые ее знали.
- Но как такое может быть?!
- Понятия не имею. Это за пределами моих представлений. Говорю же – я не волшебник, и ни фига в этом не смыслю. У меня другой диапазон навыков. Я думаю, ее на несколько часов… отпустили.
Это прозвучало совсем дико.
- Но… ей ведь надо обратно, да? – взмолилась Неля. Теперь она поймала себя на мысли, что побоится войти в собственную квартиру. – Она ведь уже ушла, да?
- Я видел, как она ушла, - устало подтвердил Борис. – Вместе с Селеднёвым. Ну, логично, че. У Паштета тоже было заветное желание. Он собирался ее трахнуть.
- Че-е-е-его?!!! – взвизгнула Неля.
- Именно что ты услышала и никак иначе. Селеднёв озвучил мне открытым текстом, он же всегда базарил только о себе. Тогда-то я и подумал о вечере встречи… Но я же ни сном ни духом, что Юлька…
- Сейчас он с ней? – напряженно спросила Неля.
- Его счастье, если нет. Если он передумал. У Султановой должен быть какой-то отличительный знак ее… хм… статуса. Иначе ее назад не пустят.
- В смысле – знак?!
- Вот такой, - указательный палец Бориса прорезал в воздухе несколько линий, и Неля, впервые целиком осознав весь нескончаемый ужас ситуации, сообразила – это секционные швы от вскрытия. – И вопрос лишь в том, как быстро Паштет это обнаружит.
***
В ресторан они так и не попали. Неля уже и хотела согласиться, и убеждала себя так и по-другому… не смогла. Даже страх перед одинокой квартирой и ночными кошмарами не перевесил страха хотя бы ни к чему не обязывающих отношений с мужчиной. Он до нее дотронется, а она может закричать. Конечно, она не старая дева, но редкие перепихи почти не доставляли ей удовольствия, а потом она неделями маялась реактивной депрессией.
Всю последующую неделю Неля в панике шерстила новости по интернету, но ничего ОСОБЕННОГО там не упоминалось. По пути на работу она озиралась через плечо, не крадется ли за ней Султанова. Заодно она проверилась у психиатра и едва не разревелась от отчаяния, когда тот определенно заверил, что нервное расстройство у нее есть, но галлюцинациям она не подвержена.
Психиатр порекомендовал легкие успокоительные. Пустырник. «В баню пустырник», мрачно подумала она.
На восьмой день она получила в соцсети сообщение от Коновала.
«Как я сказал, так и было, - писал Борис. – На чердаке пятиэтажки нашли тело женщины, личность не установлена. Следак уверен, что труп уже побывал в морге. Кстати, опросили Шульцмана и Дашку, они там паслись час или полтора, но Селеднёва не видели, и женщину с ним – тоже. Этот отвратительный жлоб потащил Юльку именно на чердак, а не к себе домой, хотел сэкономить на кофе и коньяке. Ты же помнишь историю, как он повёз подругу на Черное море, а в гостинице вымогал у нее деньги за путевку? Здесь тот же вариант. Как ответственный сотрудник ДЭЗа, он имел доступ к ключам от технических помещений, и один из них захватил на вечеринку.
Сомневаюсь, что дело дошло до секса. Паштету надо было только стянуть с нее кофточку, а то и порвать – он же вечно строил из себя мачо. А дальше… не знаю, как, но он понял всё и сразу. И ломанулся с чердака, а там при выходе торчит из стены обрезок кабеля. Кабель пришелся ему в лицо. Не берусь оценивать, как ему это удалось, но Паштет собрал с пола ошметья левого глаза, вызвал лифт и доковылял до детской площадки. На его вой сбежалось полрайона.
Мне вовсе не доставляет удовольствия излагать тебе подробности. Меня самого дважды вырвало, пока смотрел запись с мобильника: Паштет сидит на скамейке, в одной руке комкает свой глаз, а другой пытается застегнуть ширинку. Делаю это лишь потому, что теперь ты сможешь простить и жить дальше. Я ведь тогда видел, как Селеднёв приставал к тебе в раздевалке, зажал в угол, а ты вырывалась. И он столкнул тебя с лестницы. Я видел, но побоялся заступиться. Я понимал: папашка его отмажет; и ты это понимала. И ты никому не пожаловалась. Но все двадцать лет прожила с одним желанием: лишь бы он ответил за то, что поломал тебе судьбу.