По прошествии полугода отец организовал экспедицию в Череховские леса, где ему и двоим его проводникам с трудом удалось выжить – район Чертоплеса славится ураганными ветрами, рушащими деревья. Отец очень спешил, и ему удалось уложиться в сжатые сроки, добыв образцы семян почай-сорняка. Но составление отчета затянулось; к тому же, в Комбриговых дачах случилось несколько убийств, тела местных жителей были найдены изувеченными, и по домам ходили милицейские дознаватели. В оборот брали даже детей. Слухи о комиссаре Яхоте возобновились с новой силой: якобы, комиссар бежал из тюрьмы (а то и прямо с места казни) и теперь прячется где-то поблизости, нанося удары исподтишка. Отец почти перестал спать, он осунулся, сильно похудел, глаза ввалились. Но он продолжал работать. В итоге готовый отчет через Наркомат сельского хозяйства по инстанциям попал на стол к Сталину. Тот, очевидно, консультировался с другими специалистами. Затем отца потребовали в Кремль для персонального доклада, он отсутствовал целый день и вернулся расстроенным. «Такие возможности! – повторял он. – Такие возможности… неужели не понятно, ч т о это значит, что дает, какие открывает перспективы?»
На другой день отца застрелили рядом с нашим домом, когда он вышел покурить. Милиция с этим убийством особо не возилась, и я заключаю, что отца ликвидировали, и на то имелась команда.
- Ну и… какие возможности мог он открыть, что от него предпочли избавиться? – спросил Бобров.
Поезд замедлил ход. Ян Войтехович (точно, вот как его звать!) отодвинул сумку и поднялся со скамейки.
- А вот этого я не знаю, - ответил он. – Я видел черновик отцовского отчета… так, один абзац. Похоже, речь в нем шла о необычной диете, предполагающей существенное – свыше ста лет – продление жизни. Много позже, в другой части Подмосковья, случилась история вроде нашей – такие же смерти, такие же изрезанные трупы… И еще, - добавил он, понизив голос. - По-моему, отец смог вырастить где-то неподалеку почай-сорняк… Ну что же, счастливого вам пути. Приятно было пообщаться.
Почетный юбиляр покинул вагон, и Бобров увидел, как, потоптавшись на платформе, он взял покрепче ручку сумки, вскинул на плечо авоську и зашагал к лестнице. Бобров на секунду отвлекся проверить мобильный – жена прислала смску, а, когда вновь повернулся к окну, старика уже не было. Бобров достал из кармана смятую газету, и, расправив ее на коленях, разобрал напечатанную мелким шрифтом подпись эксперта под комментарием к «Людоедовой Кухне» - Я.В.Шкруевич. О как, потрясенно сказал вслух Бобров. Потом он дочитал окончание статьи: «Будьте осторожны и особенно остерегайтесь незнакомых людей в количестве более двух. Помните: каннибалы охотятся не в одиночку! Кроме того, перед ними стоит проблема транспортировки жертвы, поэтому, увидев чужаков, возможно, находящихся рядом с легковым автомобилем типа «универсал» или «пикап» - старайтесь держаться от них подальше».
Дурацкая рекомендация, подумал Бобров. Даже в поселках городского типа, где малолюдно, приезжие не так уж и бросаются в глаза. Поди различи, кто из них людоед, а кто нормальный.
***
Еще одна встреча Боброва с почетным юбиляром МГУ состоялась почти там же, где они расстались – на обочине «пьяной дороги», ведущей от железнодорожного переезда к лесу, за которым, если верить навигатору, и обосновались Комбриговы дачи. Хотя, правильно ли назвать это «встречей» - спорный вопрос. Обратный путь Бобров проделывал рейсовым автобусом, и водитель долго на малой скорости объезжал пробку, возникшую из-за стоящих на дороге полицейских машин и кареты «скорой помощи». В окно Бобров увидел распростертое вдоль обочины человеческое тело, над которым полыхали фотовспышки. Его попутчика было не узнать, и всё же Бобров узнал его – по золотой медали на шее и по лежащей чуть поодаль сумке с колесами. Медаль была перепачкана кровью, а вместо живота у Яна Войтеховича осталась рваная багровая яма.
Бобров подумал, что оперативникам, наверное, предстоит поломать себе голову насчет мотивов преступления, ведь убийца не тронул самого ценного, но потратил время, чтобы вскрыть жертве живот.