— Если я буду нужен, — сказал доктор Рэтберн, — дайте только знать.
— Самое замечательное, — ответил Вебер, — что здесь все так говорят и слова у них не расходятся с делом.
Он поспешил к строению, а Рэтберн повернул в сторону замка.
Примерно через месяц после своего последнего приключения Гай Гиббон возвращался домой с работы. Вдруг человек, стоявший на углу с газетой, опустил ее и сказал:
— Это вы Гиббон?
— Да, я, — вздрогнув от неожиданности, ответил Гай.
Человек смерил его взглядом, быстро, но очень внимательно, с таким знанием дела, что Гай не удивился бы, если бы узнал, что этот тип не только определил, где, когда и за сколько куплен его костюм, но также его давление и группу крови.
— Меня зовут Кеог, — представился мужчина. — Вам это что-нибудь говорит?
— Нет, ничего.
— Разве от Сильвы вы не слышали этого имени?
— От Сильвы? Нет, никогда.
— Давайте зайдем куда-нибудь выпить. Я хотел бы поговорить с вами.
Что-то в нем, видно, понравилось этому человеку. Интересно, что, подумал Гай.
— Вы знаете ее? — заговорил первым Гай.
— Большую часть ее жизни. А вы?
— Что-что? Ну конечно. Мы собираемся пожениться.
Уставившись в свою кружку, Гай смущенно спросил:
— Так кто же вы все-таки, мистер Кеог?
— Можно сказать, что я in locoparentis, — он подождал реакции о добавил: — Нечто вроде опекуна.
— Она никогда не говорила мне об опекуне.
— Понятно. А что она вообще рассказывала о себе?
Смущение Гая усилилось до робости, даже с примесью страха, однако его слова прозвучали твердо:
— Я вас совсем не знаю, мистер Кеог. Я думаю, что не должен отвечать на вопросы о Сильве. Или о себе. И вообще о чем угодно.
Он поднял глаза. Кеог изучающе посмотрел на него. Потом улыбнулся. Для него это было непривычно и даже затруднительно, но все же улыбка была искренней.
— Ладно, — буркнул он и встал. — Пошли.
Он вышел из кабинки, и Гай, в полной растерянности, пошел следом. Они направились к телефону-автомату на углу. Кеог опустил монету, набрал номер и ждал, не сводя глаз с Гая. Молодому человеку пришлось слушать разговор, догадываясь об ответных репликах.
— Я тут стою с Гаем Гиббоном.
Гай обратил внимание на то, что Кеог не назвал себя — очевидно, его узнали по голосу….
— Конечно, я знал. Глупый вопрос, девочка….
— Потому что это и мое дело. Все, что касается тебя, мое дело….
— Что прекратить? Я не собираюсь ничего прекращать. Я просто должен знать, вот и все….
— Ну, хорошо, хорошо… Он здесь. Он не желает разговаривать ни о тебе, ни о чем, что, в общем, неплохо. Да, даже хорошо. Пожалуйста, скажи ему, чтобы не упирался.
И он протянул трубку обалдевшему Гаю, который дрожащим голосом сказал: «Да, алло», не сводя глаз с бесстрастного лица Кеога. Ее голос успокоил его.
— Гай, дорогой…
— Сильва…
— Все в порядке. Наверно, я раньше должна была сказать тебе. Все равно, рано или поздно… Гай, ты можешь говорить Кеогу, что хочешь. Все о чем он спросит.
— Но почему, любовь моя? В конце концов, кто он такой?
Она помолчала, потом как-то странно засмеялась.
— Он сам тебе объяснит лучше меня. Ты же хочешь, чтоб мы поженились?
— Да, конечно.
— Ну, тогда все в порядке. Никто не может помешать этому, кроме тебя самого. Послушай, Гай, я согласна жить где угодно и как угодно, как захочешь ты. Это истинная правда, и я хочу, чтобы ты верил мне.
— Я всегда верю тебе.
— Ну и слава Богу. Значит, будет так, как мы хотим. А теперь пойди и побеседуй с Кеогом. Расскажи ему все, что он захочет знать. Он сделает то же самое. Люблю тебя.
— Я тоже, — сказал Гай, вглядываясь в лицо Кеога. — Ну, ладно, пока.
И повесил трубку….
Разговор был долгим.
— Ему больно, — прошептала она доктору Рэтберну.
— Знаю, — врач сочувственно покачал головой, — но ведь с морфием нельзя перебарщивать.
— А если еще чуть-чуть?
— Разве что чуть-чуть, — грустно отозвался врач. — Он вынул шприц из сумки. Сильва нежно поцеловала спящего и вышла из комнаты. Кеог ждал ее.
— С этим надо кончать, девочка.
— С чем — с этим? — зло спросила она.
— Пошли отсюда.
Она так давно знала Кеога, что была уверена — ему нечем удивить ее. Но этот голос и взгляд были для него необычны. Он придержал перед ней дверь и молча пошел следом.
Они вышли из замка и по тропинке через рощицу поднялись на кромку холма, возвышавшегося над новым строением. На стоянке рядом с ним было полно автомобилей. Вот подъехал медицинский фургон; другой стоял под разгрузкой у северо-восточного входа. Приглушенно гудел двигатель где-то за зданием; над трубой новенькой котельной вился дым… Они оба молча вглядывались в сооружение. Тропинка увела их с вершин холма вниз, к озеру, к небольшому лесочку, посреди которого возвышалась статуя Дианы-охотницы, настолько великолепно выполненная, что она казалась живой, а не мраморной.
— Я всегда думал, — сказал Кеог, — что рядом с нею нельзя лгать. Даже самому себе, — добавил он и опустился на мраморную скамью.
— Что ж, выкладывай.
— Ты хочешь заново сотворить Гая Гиббона. Это безумный замысел — и одновременно великий. Впрочем, бывали и более безумные и великие, а теперь они кажутся заурядными. Однако я не собираюсь обсуждать здесь грандиозность твоей затеи.
— В чем же дело?
— В последние дни я все пытаюсь отстраниться, разгадать твой план в перспективе. Сильва… ты не учла кое-что.
— Отлично, — сказала она. — Очень хорошо. Я знала, что ты непременно додумаешься до всего, пока не поздно.
— Чтобы ты успела найти выход? — Он медленно покачал головой. — На сей раз его нет. Так что, девочка, собери все мужество Уайков и примирись с поражением.
— Говори.
— Дело вот в чем. Имей в виду, я не верю, что ты получишь копию Гая, но допустим, что это случится. Я говорил с Вебером — шанс у тебя есть, дай только Бог. Но если это произойдет, ты получишь только сосуд без содержимого. Послушай, малышка, человек — это не только кровь, скелет, клетки…
Он замолчал. Тогда она попросила:
— Продолжай, Кеог.
— Ты любишь этого парня? — требовательно спросил он.
— Не понимаю, — с удивлением произнесла она.
— А что ты любишь в нем? Кудри, мышцы, кожу? Мужское естество? Глаза, голос?
— Все, — спокойно ответила она.
— Только это и больше ничего? — нервно переспросил он. — Потому что если так, то ты можешь получить то, что хочешь, дай Бог тебе силы и удачи. Я не разбираюсь в любви, но скажу одно: если это все, что требуется, — к черту такую любовь!
— Ну ясно же, что любовь — это нечто большее.
— Вот-вот. Где же ты возьмешь это большее? Пойми, человек — это тепло плюс то, что в голове и в сердце. Ты намерена воспроизвести Гая Гиббона, но ты не сможешь достичь этого, просто продублировав его оболочку. Тебе надо повторить всего человека, надо заставить его прожить свою жизнь заново. А этого ты не сумеешь.
Она долго смотрела на статую Дианы, потом чуть слышно прошептала:
— Почему же?
— Я скажу, почему, — сердито сказал он. — Потому что первым делом тебе придется выяснить, что он из себя представляет.
— Но я знаю, что он из себя представляет.
Он зло сплюнул на зеленый мох, что было совершенно не свойственно ему и шокировало ее.
— Ты не знаешь и сотой доли, а я и того меньше. Однажды я припер его к стенке и добрых два часа пытался раскусить его. Он самый обыкновенный парень. Без особых успехов в учебе или в спорте. Обычные вкусы и чувства, как у миллионов других. Так почему же именно он, Сильва? Почему ты выбрала его? Что в этом парне такого, ради чего стоило выходить за него замуж?
— Я… я и не подозревала, что он тебе не нравится.
— Да нет же, неправда, я этого не сказал. В нем даже нет ничего такого, что могло бы не нравиться.