Выбрать главу

Собрав все, все силы, оторвал парализованную руку от перины и ударил, о, как я ударил! В эту мерзкую страсть…

Вопль ребёныша подкинул меня с кровати, заставил кинутся к самому дорогому, лежащему на полу и вопящему, более от обиды — за что?! За что наказали? Он же всегда, всегда, когда мокрый и холодный, перелазил к мамкиному тёплому, надёжному боку… Блин...Нынче я заснул рядом с женой..И выходит, бил сына, перелезавшего через меня к мамке? Жуть…

Как же всё запутанно ...Я конечно молодец, превозмог, переломил себя, и встал, встал на защиту! Не пропустил мерзость! А вот с другой...Вот что бы было с ребёнышем, если бы нежить спасительно не сковала мои силы? Ура нежити?

 

 

Гангстер.

 

Задарили нам щенка. О! Из питомника, сторожевых собак! Не болонку какую нибудь, а немецкую овчарку! Хотя, ежели пацан, то овчар? Но овчар с овцами...Да может и вовсе не немецкая овчарка, а восточно - европейская? Неважно. Важно, что в свои полгода был большим таким, основательным, и умным! Всю свою живность , каждую курочку - уточку, а не только поросят и бычка знал, лелеял и холил. Вежливый! Забредёт чужая курица, он её даже не облает! А так, порыкивая, выпроводит восвояси. Границы участка знал хорошо, и за них ни - ни! Шагу не сделает. Всегда дома, всегда ласково встретит, этак по серьёзному, по мужски проводит от калитки до дверей дома. Ну, или наоборот. Если уходишь куда. В общем не собака, а клад! Золотой. Наши сердца принадлежали ему полностью и целиком.

Только соседи, не близкие, подальше которые, стали жаловаться. Дескать, ваш щень живность таскает. Да ну, не может быть! Навет на честного пса! Или подстава! Потом и другие, даже уже и незнакомые стали жаловаться. Мы горой за честного щеня. Нет! Вы всё врёте!

А однажды муж вернулся из командировки раньше времени…

Ушли мы на работу, но не работать, а предупредить, что сегодня нам выехать надо. И оделись соответственно, ну отпросились, да и пошли на остановку. Мимо дома, да по переулку вниз. Идём, по переулку, видим: несётся стая собак. Впереди вожак, серый такой, крупный, а за ним клином, как псы - рыцари, штук десять шавок разнокалиберных. И стая явно на охоте! Пара шавок в зубах курей, ещё трепыхающихся тащит. Мы заволновались, оглядываться стали, куда спрятаться...Но вожак почему то прижался к противоположной стороне улицы, как бы пропуская нас, или...Когда свора поравнялась с нами, в вожаке мы узнали нашего щеня...

 

Кто не успел — тот опоздал!

 

Святые девяностые говорите? Ну, ну… И в них святость была. А как же!

То ли ещё не наелись дозволенностью после сухих законов, скреплённых талонами, то ли в отчаянном - а, после нас хоть потоп -, но с вечера город пил! Нет, не в скверике «на троих», под солёный огурчик, а в кафешках, растущих быстрее, чем грибы в сезон. Под шашлыки, под гремящую на несколько кварталов музыку. Цивилизация! Гуляй, рванина! «Гришка — гнус выпить желает!»

Ещё засветло сходились небольшими группами, рассаживались, пока чинно, важно делали заказ подбегающим, на полусогнутых, официанткам... А мы переодевались, и шли по домам. Ну, или не шли. Рабочий день у нас кончался. Тот, что начинался утром, по достройке этого самого кафе. Работавшего круглосуточно, но ввиду почти полного отсутствия клиентов днём, дававшего нам возможность делать всякие строительные работы. Утро - вечер, утро - вечер, утро - утро. Иногда.

Вот и сижу я ранним утром на улице, греюсь на солнышке, жду, когда народ подтянется, и мы работу работать начнём. Низкие лучи солнца, прохладный ветерок, парень с двумя девушками, догуливает...Зарулили в кафе, на летнюю площадку, сели за столик, близко к проезжей части. Наблюдаю...Бутылка коньяка (Охмуряет! Щедрый!), бутылка колы, шоколад ( шашлычник ушёл, повар ушёл), музыку бармен включил, но тихо. Наблюдаю. Разлили чуток, самый, а пить не стали. Девы подорвались, резко. Динамо? Ну, не знаю. Наблюдаю.

В очередной раз появляется ДПС, в машине двое в форме, ещё не забывшие, что они простые советские менты, а не господа полицейские. Но уже на иномарке. Охраняют. Кварталом выше Сиятельная Особа живёт. Ещё среди нас. Но уже под охраной. Останавливается машина аккурат напротив столика, того, почти не тронутого. И эти менты, пока менты, начинают бросать заинтересованные взгляды в мою сторону. Замираю.