- Ой! Девки! Что случилось-то, что случилось! Вы же Петьку моего знаете?
Хруст челюстей прекратился, уши зашевелились, настраиваясь:
- Петька то мой ушёл от меня!
Девки закряхтели, пережёвывая новость, соображая, то ли радоваться, ну вот, предпоследняя поумнела, мужика вывела. То ли соболезновать, ну, принято соболезновать?
- Ой! Девки! Вы же знаете Абрамовну?
Ну как не знать её. Ещё та еврейка. Ой еврейка! И по крови, кстати.
- Ой, девки! Петька-то к Абрамовне ушёл!
И Зойка залилась неудержимым смехом. Именно смехом! А не истерикой.
Звякнули стаканчики, захрустели челюсти, заскрипели стулья, от колыхания тел. Ну, затылки потереть надо? Да и смех, он тоже колышет, размеры плюс.
Зойка замолчала, пригорюнилась. Ненадолго:
- Ой… А баба Нюра ведьма оказывается…
Скрип стульев перешёл в удивлённый визг, ну, такими руками всплесни. Я из кресла выпал, монитор чуть за собой не утащил. Баба Нюра? Божий одуванчик?
- Ой! Ну вы же знаете… Петьку? Всё самой, всё самой! Вот, в садик и пошла. Девок-то надо перед школой в садик?
Звяк стакашек, хруст челюстей, а то, все помнили, предшкольную подготовку.
- А я девка видная! За мной и завхоз приударил. А Петька? Вы же знаете Петьку?
Я прям ощутил, как она трогает место под глазом.
- А баба Нюра тогда уже баба Нюра, а я хоть и видная, а я за Петьку...
Зойка похрумтела огурчиком, в полной, нарушаемой лишь сопением дам тишине:
- Ой! Подходит ко мне, пальцем в глаза тычет! А и дура ты, девка! Я вот своему верная, а он мне глаза колет! По себе судит. Запомни, запомни, девка! Пройдёт двадцать лет, и ты отомстишь! За меня, за себя, такую дуру! Заведёшь любовника, и не пожалеешь об этом! Запомни!
- И? - выдохнули хором девки.
- Ой, девки! Ведьма баба Нюра… Двадцать лет, день в день!
- Ииии?!
- Ой, ну вы же знаете, зубы золотые? А сейчас-то металлокерамика. Вот и пошла менять.
Наступила тишина, все внимательно смотрели, КАКОЙ был зубник. Ну, я так слышу, затаив пыхтение.
- А зубы то совсем и не золотые. И током язык били, оказывается. Вот я и говорила неправильно.
Звякнули стаканчики, за правильную речь, захрустели челюсти, за правильных зубников.
- А я девка видная! Зубы красивые, говорю правильно, вот и уговорил он меня. Ровно двадцать лет, день в день...
Зойка заржала, довольной кобылицей:
- А Петька к еврейке…
Звякнули стаканчики, раздался хруст шей, все повернулись к моей. Я напрягся…
Золотые зубы.
Вот есть же люди! Как воробушки. Их жизнь конскими яблоками, горячими, прямо из под хвоста, завалит по уши, а они согреются, вылезут из кучки, поклюют овса, да и дальше…
Скок, скок, чирик, чирик…
Вот Зойка как раз из таких. Бьёт её жизнь, а она отряхнётся и всегда радостная, весёлая, безобидная. Таких и обидеть невозможно. А тут на работу приходит с таким смачным фингалом под глазом. Уже синим, но ещё не фиолетовым, свеженьким.
- Ой, ну вы же Петьку моего жнаете?
Конечно знаем её мужа. Ему в самый раз на острове Пасхи, истуканом служить. Даже и водкой не расшевелишь. Так, не расшевеленным, мордой в салат, молча.
- Ой, ну вы же жнаете мою подружку, Галку?
Ну, и у Зойки недостатки есть. А как без них? Букву З как Ж произносит, а Ш как С. Всем бы такие нетерпимые недостатки.
- Ой, ну жасиделась у неё, пожно домой посла, темно. А во дворах мужик пристал. Вот прям как банный лист. Давай, говорит, коселёк. И ножом меня в бок тычет. А вы же жнаете - у меня и жубы жолотые, и серьги жолотые. Я прижалась к стенке, руками ухи жакрыла, головой мотаю. Он то одной рукой в карманы полез, а в другой нож, тычет. Ой, а я вся сжалась от страха. Ведь у меня жубы жолотые, серьги жолотые, я ухи жакрываю, губы сжимаю, головой мотаю.
Зойка встряхнулась, в воспоминаниях, явно ужасных.
- Ой… А я девка видная... — осмотрела всех, все головами кивают:
- Нащупался он, да и прижиматься начал, трясётся весь, ножиком в бок тычет.
Ой, думаю... Неужто сначильничает? А сама губы сжала, молчу. А он ещё сильнее прижался, колотится, спрасывает:
- Тебе хоросо? - Я ухи руками держу, губы сжала, мычу - Угу, угу-
Зойка опять встряхнулась, как воробушек:
- Ой, а он есё сильнее прижимается, есё сильнее трясётся, ножиком в бок тычет, сипит — тебе хоросо? А я боюсь, у меня же жубы жолотые, серьги жолотые , угу, угу, согласаюсь. Ой, как его заколотило! Как замычал, как затрясся да и убежал!
Зойка покачала головой, осуждающе, потрогала синяк:
- Говорили девки, есть такие. Прижимаются, трутся… - поджала губы:
- А я домой посла. Жубы уберегла, серьги уберегла, они же у меня жолотые. а Петька в глаз зафинтил, приревновал, что ли?
Зойка даже пригорюнилась, на минутку, моргая удивительно синими глазами: