Всё. Надо будить напарника. Наклоняюсь, что бы растолкать и слышу его, не громкий! храп — ххррррууууу...хххрррруууу…
Нет, не медведь конечно. И даже не кабан. Но за подсвинка...
О любви. Страстной!
Вот сколько лет, пожалуй десятилетий прошло, а случай тот помню... Стояли мы тогда километрах в десяти от берега Каспия... Ближайшее село - в восьмидесяти километрах, станция Аккистау. А так, - только изредка чабанские домики с кошарами. Пустыня была разбита по каким то неведомым мне принципам - на огромные квадраты, в центре которых и стояли эти "центры цивилизации". Пустыня конечно та ещё. Я как бы всяких повидал. И песчаные, и каменные, и щебневые. Но эта - какая то на особе . Ровная - ровная, что мне, степняку, не привычно. Ибо ложь это - про равнину как стол. Обычно степь или пустыня всегда испятнана холмами, оврагами, какими то остатками горных хребтов, и найти в ней большую, ровную площадку не так-то и просто. Это конечно то, к чему привык я. Наверное, в других местах и есть эти литературные, под «скатерть» пейзажи. Но именно эта пустыня поражала меня своей ровностью. Наверное потому, что ещё на памяти одного поколения была дном морским. Каспий отступал тогда, и даже уже не только обсуждали, но и начинали переброску сибирских рек в Каспий, дабы спасти его. И пофигу было, что он такой «дышащий» и скоро наступать начнёт. Что кстати, сейчас и делает. Почва у этой пустыни... Песок. Мелкий - мелкий, в перемешку с осколками раковин, солью разбавленный. На редких кочках непонятная, метельчатая растительность. Как украшение. При этом, как ни странно, а может закономерно - жизнь именно там, где нет человека, пустыня кишела жизнью. Тушканчики, барсуки, лисы, корсаки, зимой сайгаки, пришедшие на зимовку вместе с волками, след которых едва перекрывала мужская ладонь..И стада овец, и почему то по одиночке коровы, лошади , верблюды. Нет, не так густо, как читается, но с машины, когда едешь, почти и так.
Вот в этой безжизненной пустыне и стоял наш стан, из вагончиков - бытовок на колёсах. Расставленных, если смотреть сверху, этакой квадратной восьмёркой, где один квадрат был из жилых вагончиков, а другой квадрат - рабочая зона. Те же вагончики, только уже со станками разными, стеллажами , тисками, зарядными устройствами и прочим, для поддержания жизни людей и механизмов надобным. Но! Хоть вагончики рядом, я должен весь двенадцатичасовой рабочий день находиться именно в рабочей зоне. Дисциплина, блин. Напоминаю - ближайший посёлок в восьмидесяти километрах. Так что редко едущие по трассе машины, или там чабаны, в случае нужды обращались к нам, и мы, конечно чем могли, но обязательно помогали. Даже одному , странному на наш взгляд, но всё - таки реальному мужичку, ехавшему на велосипеде из Барнаула в Севастополь, разбуженному нами в вагончике- бане, когда утром пришли умываться. Вот, и в этот оазис жизни прибилась собака, женского рода. На вид овчарка , немецкая. Правая передняя лапа, перебитая выстрелом из ружья, для прекращения её охоты на овец, так и не выпрямилась , и торчала вперёд, будто она стреляла из пулемёта Максим, за что и получила погонялово: - Анка- пулемётчица. И когда этой Анке - пулемётчице пришла пора, своя , собачья, загулять, то из пустыни, с разных направлений, по одному и в разное, но короткое время, стали появляться кобели. Серьёзные такие, мощные, хмурые, деловые. Как, понятно что по силе, но непонятно для нашего глаза, именно как это они определили, у них выстроилась очередь на благосклонность Анки. Самый крупный прибегал, мы думали что от домика , стоящего на мысу морского залива. Прибегал, неторопливо, солидно, значит пользовался своим правом на Анку, и так же неторопливо убегал исполнять свои служебные, видимо пастушеские, обязанности. Тут же выныривал , с другого направления, следующий очередник, потом следующий, следующий... Когда круг заканчивался , опять прибегал тот, солидный, и так продолжалось весь день. И не один. Вот только один кобель, чёрный такой, тонкий. аристократичный, не успевал ни как. Только начнёт пристраиваться,- ан нет, солидный прибегает, прогоняет его. Подождёт , когда Анка освободиться, - пристраиваться, и опять облом. Он, бедолага, даже пещерку выкопал недалеко от кухни, и жил там, в ожиданиях. Пока не приехали его хозяева, накинули на него верёвку, привязанную к машине, и уволокли на этой верёвке в направлении, нам не ведомом. Уволокли в прямом смысле, ибо он отказывался бежать на ногах, и тащился за машиной, как мешок.. Каково же было наше удивление, когда через два дня он приполз. Приполз , ибо задние лапы волочились за телом, парализованные, а он передними грёб, отчаянно, грёб к своей цели..Опять поселился в пещерке, и вроде уже и отгуляла Анка, и деловые кобели перестали прибегать... Но утром, идучи на завтрак в столовую, мы увидели старательно пыхтящего чёрного, на Анке, вопреки парализованным задним лапам...И мы, циничные и прожжённые, молча, совсем молча, вжав голову в плечи, даже и отворачиваясь, шли мимо, каждый задумавшийся о чём то своём...