Однажды ночью Джин взял веревку и в одиночестве забрался на колокольню. Колокола там не было, но пауки заполнили пустоту своей паутиной. Пауки наблюдали, как задыхается Джин, слушали, как выдавливается наружу его vox humana.
Святой вернул прежнее имя Джон и уехал в Атланту — работать в аптеке своего отца. Сэмми обрезал веревку на колокольне и чуть не упал под небольшим весом тела Джина. После того, как труп забрали, Сэмми днями напролет лежал на матрасе, перебирая пальцами веревку, разделяя волокна и заплетая их в косички. Уничтожая веревку и снова свивая ее. Глаза у него стали черно-зеленые, как гниющая листва. Он не говорил ни слова, но мне казалось, я чувствую его крик, безмолвный, бесконечный, закручивающийся спиралью, отдающийся эхом в комнатах.
Как-то утром он исчез. Он выдавил краску изо всех тюбиков, какие у него были, и большими арками размазал по полу и вверх по стенам, скрывая скелетообразных кошек, покрывая дымкой овалы. Радужные отпечатки ног Сэмми вели сквозь весь этот беспорядок вниз по лестнице. Покидая церковь, в углу я заметил его гитару со сломанной шеей. Я забрал ее с собой в машину и проехал шесть тысяч миль, проехал два года, пытаясь забыть темное распухшее лицо Джина и гитару Сэмми, задохнувшуюся тишиной.
Джорджия. То, что я дома, я понял только потому, что несколько миль тому назад меня приветствовал знак «добро пожаловать». Ренессансный городок из дерева и стекла, который я когда-то оставил, не имел никакого сходства с пейзажем заброшенных автозаправок, грязных прилавков с гамбургерами, и помоек, которые сторожили изборожденные морщинами старики в хижинах из просмоленной бумаги и консервных банок. А теперь все это уснащало мой маршрут. Город раскинулся рядом с шоссе — забегаловка, кладбище, баптистская церковь — и снова иссяк. Выцветший перетяг, натянутый меж телефонных столбов, хлопал на фоне алюминиевого неба:
МАКГРУДЕР И ЛАРКС
КАРНАВАЛЬНОЕ ШОУ
ЯРМАРКА РОКВИЛЛЯ
20-22 ЯНВАРЯ
На парковке ярмарки стояло несколько брошенных легковушек и рассыпающихся пикапов. Я въехал на стоянку, в надежде купить стаканчик мороженого, такого же сладкого и холодного, каким оно когда-то было; и кусок жирной, словно резиновой пиццы. Может, прокачусь разок на карусели. Небольшое приключение, способ прогнать тишину, которую вернула мне Джорджия.
Пицца оказалась тонкой и сухой, как картон. Мороженое растаяло и пленкой растеклось по пальцам; а карусели там вообще не было. Я пробирался к выходу сквозь жирную грязь, мимо зловонных урн, когда по моему плечу скользнула рука и джорджийский голос произнес: «Ты еще не видел всего».
Я заглянул в его глаза. Постаревший, начинающий толстеть ребенок; но когда-то он наверное был привлекателен, даже красив. Его губы, изогнутые как у младенца, могли целовать. Его светло-голубые глаза могли мечтать. Теперь его светлые волосы свисали на уши сухими кукурузными прядями. В одной мочке поблескивало крошечное золотое колечко. На голубой рубашке оранжевыми буквами вышито имя — «Бен». Он улыбнулся, и хотя в улыбке не хватало переднего зуба, она была удивительно милой.
— Скоро закрываемся, — сказал он. — Я проведу тебя бесплатно.
За его спиной хлопал натянутый холст. Расплывчатые рисунки вздувались и опадали вместе с ним. Я разглядел витиеватую красно-золотую надпись: «ДВУХГОЛОВАЯ КОЗА. СВИНЬЯ-ПАУК С 8 НОГАМИ. ДЬЯВОЛЬСКИЕ БЛИЗНЕЦЫ ИЗ УЭЛЬСА». Палатка уродцев. Мне хотелось отвернуться, снова оказаться рядом с машиной и проехать еще шесть тысяч миль, еще два года. Но я не мог так просто отмахнуться от маленькой любезности Бена.
— Спасибо, — ответил я. Должно быть, карнавал стал еще более пустынным, чем мне показалось, потому что мой голос отозвался эхом среди палаток и прилавков.
— Не за что, — сказал он, и отвел в сторону полотнище у входа.
Внутри палатки пахло древней пылью, навозом и едким формальдегидом. Двухголовая коза была жива, но бока у нее дрожали от холода, а опилки под ее головами были закапаны зеленоватой пеной. Свинья-паук и другие загадочные зародыши плавали в запыленных склянках, скрученные и неухоженные. Казалось, что у дьявольских близнецов, плоских и безжизненных за стеклом, была плоть из твердой земли и волосы из сухой травы.
Бен снова прикоснулся к моему плечу.
— Есть еще один. Там, сзади. Обычно за него надо доплатить, но раз уж я пустил тебя бесплатно…Ты ведь не из Роквилля, так?
В его глазах на мгновение мелькнуло нечто пойманное в ловушку и вопящее. Я знал наверняка, что не хочу смотреть на этого закулисного уродца, кто бы он там ни был. Выставленный на холод и ветер для зрителей достаточно любопытных или ненормальных, чтобы заплатить лишние 50 центов.