На следующий день он двинулся на юг.
Щелчок. Прыгающий бело-оранжевый огонек разорвал темноту. Стив закурил трубку, и посыпались искры. Они горели, словно крошечные ночные солнца, пока не погибли среди влажных сосновых иголок. Стив мусолил трубку, и от ее оранжевого свечения его темные глаза казались глубокими озерами, а нос и острый подбородок — лишь неясными очертаниями. Дух взял у него трубку, и от тлеющего табака на его лице замерцало золотистое сияние. Оно окрасило его светлые волосы, собранные в хвост, в ярко-оранжевый цвет, и отразилось от светло-синих глаз. Дух задержал дыхание, выдохнул, и откинулся на любимое надгробье. Майлз Хаммингберд, солдат Армии Конфедерации, убит дождливым днем где-то в лесах Виржинии почти перед окончанием войны. Доставлен домой и похоронен в весенней грязи. Надгробье Майлза было серым, шершавым и разваливающимся. Кости Майлза покоились там, под землей, чтобы однажды стать прахом, а в теле его лежала розовая ракушка. Эту ракушку он принес домой с пляжа, когда ему было 12 лет, и позже сестра держала ее над разорванной грудью Майлза; ракушка, в которой слезы высохли еще 120 лет назад. Дух прислонился грудью к холодному граниту и подумал: «Майлз, холодна ли ракушка этим вечером?» И голос Майлза, хриплый, с Каролинским акцентом, донесся издалека: «Она горячая, Дух. Горячая и теплая, как песок, и океан цвета неба».
— Черт, о чем ты опять задумался? — дружелюбно спросил Стив.
— О прошлом.
— Вот дерьмо. Тебе пора перестать играть в «кошелек или жизнь», да да, пора. А мне пора быть на Хэллоуинской вечеринке у Эр Джея, и выпить пять бутылок пива, с шестой на подходе. А мы здесь, на кладбище, коченеем от холода. Проклятье. — Стив лег на сосновые иголки, закинув руки за голову. Он смотрел на мерцающие звезды и выглядел абсолютно довольным.
— Ты ведь не хочешь идти на эту чертову вечеринку. Там Энн.
Стив не ответил. Сладкий оранжевый запах поджаренной тыквы исходил от дома за кладбищем. Дух подумал, а горит ли еще свеча в поставленной на крыльцо тыкве, в которой он вырезал один глаз.
— Сегодня все потерянные души куда-нибудь выбираются. — сказал Дух.
— Это ты об Энн? — Стив вновь раскурил трубку.
— Нет-нет. — Дух вдохнул пряный дым, чувствуя, как сжимаются легкие и кружится голова. — Я о нечисти. Все плохое вырывается наружу, души выходят из тел, не зная, что они мертвы, и им некуда идти. — он чувствовал, как зрачки расширяются в темноте.
— Сейчас ты пытаешься меня запугать всеми этими старыми байками о привидениях. Помнишь «Крюк»? Как парочка торопилась домой, а когда они наконец пришли, то обнаружили девушку, всю в крови, повешенную на ручке двери. Старая американская страшилка. Бля, я хочу пиво. Пошли к Эр Джею.
— Тшш. — Дух приподнял голову. Волосы упали на глаза, и он раздраженно откинул их назад. Дух любил, когда волосы закрывали лицо — ему нравилось смотреть на мир сквозь спутанную золотистую завесу. Поэтому Стив, знавший, что Дух никогда не стал бы его пугать, хоть он и любил это делать изредка с кем-нибудь, сел и начал вглядываться в деревья. Что-то промелькнуло среди листвы и кудзу, что-то ярко-оранжевое и грязное. «Чья-то тыква на крыльце» — догадался Стив. Подул ветер, и он вздрогнул.
— Там что-то есть, — сказал Дух.
Стив открыл рот, и, решив все же промолчать, закрыл его. Он собирался сказать, что уж больно сильно сорняки разрослись, но он слишком хорошо знал Духа. Даже больше, чем сам Стив этого хотел.
— Ясно. — прошептал он. — Что будем делать?
— Вставай, только тихо. Иди за мной.
Стив схватил руку Духа. Он чувствовал, как электризуется напряжение под его пальцами — белое, потрескивающее и чистое.
— Черт, давай я. Я не позволю тебе…
— Иди за мной. — повторил Дух, смотря в деревья. Внезапно ветки треснули и сломались. Сухие листья прошелестели вниз, что-то большое и красное пронеслось в воздухе, и Стив бросился на землю, таща Духа за собой. Дух безвольно упал, словно тряпичная кукла. Красный шар врезался в надгробье Майлза, забрызгав его спелой мякотью.
— Тыква, — сказал Стив. — Гребаные дети. — Он содрал с упавшей ветки листья и вытер ими лицо.
Дух облизал губы.
— Это не дети.
— А? Тогда, Крюк, кто это, нахрен, был?
— Забудь.
Ошметки тыквы и мякоти казались черными в темноте. Губы Стива не были забрызганы, он не познал смешанного вкуса сока и крови, которая каким-то образом оказалась в тыкве. Дух молча снял с ресниц кусочки мякоти.