Стив больше не позволит мне спать на заднем сидении. Однажды я услышал его мысль — «если мы попадем в аварию, и я умру, он отправится со мной», а потом его сознание словно наполнилось кровью. Он прибавляет звук радио, чтобы я тоже не спал. Меня это не беспокоит. Когда я бодрствую, то вижу разное ночью, особенно здесь, в пустыне, где огромные изогнутые горы будто танцуют.
В какой-то момент ты должен позволить людям самим распоряжаться своей жизнью. Но не Стиву, не сейчас. Не с тех пор, как умерла Энн. Он может съехать с моста или вроде того. Иногда я вижу, как машина переворачивается и летит в воду. Не в ту, что мы проехали за эти дни, а в какую-то южную реку с быстрыми, острыми камнями, вырывающуюся из берегов, чтобы встретить нас.
Но он не сделает этого, пока я жив. И поэтому я всегда должен быть рядом и не спать.
Мы далеко забрались — ни указателя города или стоянки грузовиков, ни заправочной станции с кофе машиной. Нам нужно подъехать к обочине, — начинаем съезжать с дороги, а там нас может остановить только песок. Я вижу, как сотканный из лунного света скорпион исчезает под передним правым колесом Т-бёрда. Мы съехали с шоссе и остановились в тени крутого холма. Стив потягивается и широко зевает, затем прислоняется ко мне и достает бонг из перчатки.
— Бля, я слишком устал, чтобы вести, и слишком взволнован, чтобы спать.
— Хочешь, я поведу?
— Неа.
В тишине мы передаем друг другу бонг, лицо Стива резко очерчивается в пламени зажигалки, машина наполняется бледно-лавандовым дымом липкой травы, которую нам дали фанаты на выступлении в Далласе. Дым почти белый, и его крошечные нити расползаются вокруг, как паутина. На запах — что-то от скунса и полыни, а на вкус — сладость гашиша.
— Ммм… — Стив откинул голову на спинку сидения и закрыл глаза. — Так-то лучше.
— Не спи за рулем.
— Мы стоим, Дух.
— Все равно. Дурная примета.
Он качает головой, но, не споря из-за усталости, перебирается на заднее сидение. Через минуту и я туда перебираюсь. Мы перекинули чехол для гитары вперед и попытались устроиться поудобнее.
Конечно, я не должен об этом писать. Но мой блокнот Стив никогда не прочтет.
Он прочел перевязанный ленточкой дневник Энн с выведенными большими черными буквами словом СЕКРЕТНО на обложке, а в мой старый блокнот без разрешения он не полезет.
Я понял, что напеваю себе под нос.
— Сквозь пустыню на безымянной лошади…
— Опять эта ****ая песня!
— Прости, — сказал я. Она крутится в голове уже несколько дней. То ли правда так хороша, то ли кажется мне классной из-за того, что я часто слушал ее в детстве. Пейзажи пустыни за окном Т-бёрда так напоминают песню, только вот коровьих черепов нет. Песня мне нравится, и Стиву нравилась, а теперь она для него испорчена.
Нам обоим очень нужен душ. Мои волосы на ощупь — словно торчащая клочками солома, но Стив все равно зарывается в них лицом. Я чувствую, как мои глаза закрываются. Пока Стив бодрствует, он должен прогонять своих демонов, иначе они отравят его сны. Весь день он держится, а ночью так крепко меня обнимает, что чуть ли не кости трещат.
Слышал, по ночам в пустыне холодает, и это правда. Окна запотели от дыхания, но внутри машины тепло и запах наших тел сладок. Мы питаемся одним и тем же, дышим одинаковым воздухом, и химия наших организмов уже давно смешалась.
Губы Стива двигаются по моим волосам.
— Ты…такой приятный. Люблю спать с тобой, когда на улице холодно.
От этих слов я начинаю тосковать по дому. Заднее сидение, образно говоря, до сих пор пропитано воспоминаниями о Стиве и Энн. Как же я хочу оказаться в своей комнате, под кучей одеял, и смотреть на потолок со звездами. Я чувствую пустыню вокруг нас, безбрежную и безразличную. Наша смехотворная лодка-машина внезапно кажется очень маленькой.
Думаю, Стив совладал с чувствами, — он подтянул меня ближе и потер мою спину под футболкой. Его пальцы двигаются маленькими жесткими кругами по моему позвоночнику. Я смотрю на него, и мы целуемся. Все еще так странно целовать его, а с другой стороны — нет ничего естественнее. Его вкус не похож ни на что мне знакомое, и более экзотического вкуса я и представить себе не могу. Лицо Стива шероховатое от многодневной щетины, волосы пахнут ветром, дорожной грязью и бензином.