Тогда он и ушёл с близнецом МакГрудером и «Карнавальным шоу» Ларка, а тем самым превратился из Билла — ночного бродяги в Зорро — мальчика скелета.
С тех пор изменилось немногое.
Вилли МакГрудер умер, оставив карнавал на Ларка, который был маленьким и жирным, но работа его осталась прежней. Как МакГрудер и обещал, он должен был только сидеть и позволять смотреть на себя.
Нонни посмотрел на него так, будто ждал ответа на какой — то вопрос.
— Что? — спросил Зорро.
— Я спросил: у тебя в Омахе есть родственники?
— Они мертвы.
Нонни ждал, что Зорро спросит его о прошлом, но тот этого не сделал и тогда Нонни начал рассказывать.
— Я родился в Новом Орлеане. Поначалу мои родители действительно мною гордились, они хвастались мной перед всеми знакомыми, пытались даже устроить так, чтобы обо мне написали в газете, но вскоре им это надоело и они оставили меня на попечении дядюшки, в то время как сами уехали в Калифорнию. Вообщем этому дядюшке нравились дети обоих полов, так что он посчитал меня подарком небес. Старый хрыч меня постоянно лапал, ну, сам знаешь: «поцелуй дядюшку, сядь на коленочки,» всякое такое дерьмо. Когда мне было тринадцать, меня это окончательно достало и я сбежал. Думаю, знаешь, где я оказался. Это не так уж и плохо, вот только ненавижу выступление перед южанами, все эти деревенщины, приходящие на приватное шоу, воняя потом и жуя табак. Да я бы лучше трахнул ножку от стола, было бы и то приятнее.
Нонни говорил вещи от которых уши могли свернуться в трубочку, но Зорро счёл это интересным.
— А ты можешь… — начал было он.
— Могу что?
— Ну, сам знаешь.
— А, трахаться? Угу-у-у. Правда только с мужчинами, не с девушками, одна штука работает, а вторая нет.
Нонни сказал это как — то беззлобно, будто говорил о погоде. Зорро изумлённо покачал головой. Нонни перегнулся через стол.
— Зорро.
— Что?
Вне карнавала Зорро иногда думал о той, другой жизни. Иногда он таки сходил с ума от постоянных изучающих взглядов, но что ему оставалось?
— Я думал о том, чтобы вернуться в Новый Орлеан, — Нонни изучал кроваво — красные ногти на левой руке, — туда, где нормальная еда, как в старые добрые времена. Я ведь шлюха, я превратился в товар. В Новом Орлеане я бы мог добиться большего, чем четыре бакса за трах, ну, и по крайней мере, там нормальная, мать её, погода.
Теперь когда Нонни говорил о погоде он казался задумчивым и спокойным. Зорро было его практически жаль.
— Это единственное стоящее место на всём прогнившем юге.
Зорро заметил, что чем сильнее Нонни проклинал этих деревенщин, тем заметнее становился его южный акцент.
Он улыбнулся.
— Расскажи о Новом Орлеане. Может быть и мне захочется поехать туда.
И Нонни стал рассказывать.
Вопреки общественному мнению карнавала, разговаривать у него получалось лучше всего. Красноречивее, чем когда — либо, закручивал он описание исцеляющего солнечного света, балконов с кровавыми завитушками в ярких развивающихся лентах шёлка, сладких янтарных ядов, которые согревали тебя и без одеяла, неважно тонкого или толстого, теплее, чем ты только мог себе представить.
Шло время и полчаса спустя они уже шагали по ровной каменистой дороге, ведущей к шоссе за пределы города.
Они даже не возвратились на ярмарочную площадь. Похоже, что Нонни носил большую часть своего имущества в карманах пальто, а у Зорро не было ничего ценного, кроме его денег, пришитых к подкладке пиджака.
Им не с кем было прощаться.
Они достигли перекрёстка.
Нонни развалился на обочине дороги так, будто это место он уже купил и собирался строить тут дом. Зорро осторожно присел на старый сломанный кусок дорожного ограждения. Прогулка нелегко сказалась на его ногах, казалось он чувствовал, как кости со скрипом царапают друг друга.
— Будем ловить автобус?
Нонни покачал головой.
— Я передумал, нужно экономить деньги, давай голосовать.
— Автостоп? Ты что? Да кто осмелится, чтобы подобрать нас?
— Остановится, чтобы подобрать меня, — сказал Нонни с полуулыбкой, расстёгивая красное пальто.
Под ним он носил короткую чёрную шёлковую блузку и просторные чёрные штаны. Он тряхнул волосами и расчесал их растопыренными пальцами, но Зорро заметил, что руки его дрожали.
Нонни оказался прав.
Через десять минут огромный коричневый «Thunderbird» остановился рядом с ними. Водитель наклонился, открывая пассажирскую дверь и спросил:
— Подвезти, мисс?