Она села с побелевшим лицом, вспотев, и принялась всхлипывать.
— Прости. Прости меня. Я пыталась удержать это. Правда пыталась. Это не значит, что я тебя не люблю. Прошу тебя, Дэвид, это не значит, что я тебя не люблю.
Дэвид поцеловал её голову, слизал пот со лба и кислую слюну с губ.
— Это не важно, Мел. Ты права… Мы можем делать что угодно. Мы одно целое, и это все, что имеет значение. Смотри.
Он набрал со стола горсть шерсти и кишок и запихнул себе в рот. Проглотив, набрал ещё и проглотил снова.
— Знаешь, каково это на вкус? Точно такого же вкуса будем мы сами, когда умрём.
Весь день и всю ночь они лежали в объятиях, закутавшись в одеяло. Температура падала все ниже и ниже, подобно камню, тонущему в колодце. К середине следующего дня Дэвид стал неудержимо трястись, а когда начало темнеть — застонал, покрылся испариной, и его стало колотить ещё сильнее.
— Дэвид… я вызову врача.
— Все, что угодно… всё…
— Я позвоню Джиму Пуласки, он поможет.
Вдруг Дэвид сел, перестав трястись.
— Мы одно целое! Мы одно целое! Не позволяй им идти в атаку! Не давай пересечь пятидесятиярдовую линию! Мы одно целое!
Она проснулась вскоре после полуночи, когда он уже был тих и холоден, как воздух в самой комнате. Простыни тоже замёрзли, и, подняв одеяло, она увидела, что его кишечник и мочевой пузырь вскрылись, пропитав своим содержимым матрац. Она поцеловала его, погладила по волосам и стала шептать его имя снова и снова, но понимала, что его больше нет. Когда наступило утро, вымыла его тем же способом, что и всегда — при помощи языка, — а затем положила его, голого, поверх одеяла с открытыми глазами и распростёртыми в стороны руками. Она подумала, что никогда не видела мужчину, который выглядел бы настолько совершенным.
Была середина одной из самых холодных зим с 1965 года, а мистер Касабян обладал не самым острым обоняние. Но когда он вернулся домой в утро пятницы, то сразу ощутил не столько холод, сколько сильный, гнилой запах, стоявший в коридоре. Он постучал в дверь Дэвида и Мелани и позвал:
— Мелани! Дэвид! Вы там?
Ответа не было, и он постучал снова.
— Мелани! Дэвид! У вас всё в порядке?
Он забеспокоился. Обе их машины стояли на подъездной дорожке, засыпанные снегом, а на веранде не было никаких следов — значит, они должны были быть дома. Он попытался выбить дверь плечом, но та оказалась слишком прочной, а плечо — слишком костлявым.
Наконец он поднялся к себе и позвонил миссис Густафссон.
— Мне кажется, с Мелани и Дэвидом случилось что-то плохое.
— Насколько плохое? Мне нужно быть в Манитовоке через час.
— Не знаю, миссис Густафссон. Но кажется, очень, очень плохое.
Миссис Густафссон приехала через двадцать минут на своём старом чёрном «бьюике». Это была крупная женщина с бесцветными глазами, жёсткими седыми волосами и двойным подбородком, который болтался в разные стороны, когда она качала головой, а это случалось часто: миссис Густафссон никогда не любила говорить «да».
Она вошла в дом. Мистер Касабян сидел на лестнице в накинутом на плечи бордовом платке.
— Почему здесь так холодно? — с вызовом спросила она. — И что это, ради всего святого, за запах?
— Из-за этого я вам и позвонил. Я стучу и зову, но никто не отвечает.
— Ну, посмотрим, что там у них такое, — сказала миссис Густафссон.
Она вынула свои ключи и, перебрав их, нашла тот, что подходил к квартире Дэвида и Мелани. Но когда она открыла её, оказалось, что ту заклинило изнутри, и она не могла открыть её шире, чем на два-три дюйма.
— Мистер Стевенджер! Мисс Томас! Это миссис Густафссон! Откройте, пожалуйста!
Ответа по-прежнему не было, из квартиры исходил лишь холод со скорбным стоном и зловонием, не похожим ни на что, что миссис Густафссон доводилось когда-либо чувствовать. Она зажала рукой нос и рот и отступила назад.
— Думаете, они мертвы? — спросил мистер Касабян. — Пожалуй, мы должны вызвать копов.
— Согласна, — ответила миссис Густафссон.
Она залезла в свою крокодиловую сумочку и достала мобильный. Как только она его открыла, изнутри квартиры донёсся грохот, затем что-то лязгнуло, будто кто-то уронил кастрюлю на кухонный пол.
— Они внутри, — сказала миссис Густафссон. — Но почему-то прячутся. Мистер Стевенджер! Вы меня слышите? Мисс Томас! Откройте дверь! Мне нужно с вами поговорить!
Никакого ответа. Миссис Густафссон постучала и подёргала ручку, но открыть дверь шире не смогла. Даже если Дэвид и Мелани находились в квартире, у них явно не было желания впускать её вовнутрь.