Выбрать главу

Опустошённый, он упал на землю рядом с ней, в шоке от произошедшего, а пчёлы — все разом, — жужжа, улетели прочь. Лишь несколько насекомых ещё выползали из его ануса, медленно, будто спелеологи, которые провели в пещере безвылазно целую неделю. Они расправили крылья и тоже улетели.

— Тебя покусали, — проговорила Жаклин, прикоснувшись к опухшим губам Джека. Все его тело было в красных припухлостях от укусов, а глаза сузились так, что он едва мог видеть. Член был огромных размеров, хотя эрекция уже спала.

Джек провёл рукой по её точёной скуле. Никогда прежде он не встречал девушек с таким цветом глаз. Ярко-зелёные, как сигнал светофора дождливым августовским вечером в Саванне, Джорджия.

— Кто ты? — спросил он.

— Жаклин Фронсарт. Живу в Янтвилле. Могу проводить тебя.

Почти полчаса они пролежали среди подсолнухов, обнажённые. Жаклин оттягивала кожу на мошонке Джека, и в свете солнца она просвечивала, словно средневековый пергамент, а затем Жаклин облизывала места укусов, чтобы снять жжение. Взамен он с такой силой сосал её грудь, что соски упирались ему в нёбо, пока она не начинала стонать и по-китайски просить, чтобы он прекратил.

Наконец, корова откашлялась и сказала:

— Меня скоро хватятся. К тому же у меня начинает побаливать вымя.

— Нечего было есть подсолнухи, — упрекнула её Жаклин.

— Нечего было вкушать запретный плод, — парировала корова.

Но Жаклин больше нет, и в зеркале тоже никого — лишь его собственное отражение, да кровать, да лучи заходящего солнца на стене спальни. Вдалеке послышался гудок катера, и это напомнило ему о старом дантисте Тенче из «Силы и славы» Грэма Грина. Все так же стоит в порту и ждёт, когда отчалит последнее судно… «Даже если вам удастся проникнуть в зеркало, то как вы выберетесь обратно?» — так сказал Пуни Пуни.

Он не знал, как. Он вообще мало что знал о зеркальном мире. Там есть спальня, часть коридора — и они точно такие же, как в реальном мире, только отражены по горизонтали. В Средние века художники изобрели приспособление из трёх зеркал, благодаря которому можно увидеть своё лицо таким, какое оно на самом деле. Немного пугает. Ваше лицо глядит на вас со стороны, словно вам отрезали голову.

Он встал и стянул через голову синий свитер. Никогда ещё он не чувствовал себя таким одиноким. Он расстегнул ремень и сбросил серые хлопковые брюки. Сложил их и положил на кровать. Наконец, он снял трусы и голый встал перед зеркалом.

— Жаклин! — позвал он. Даже если он не сможет пройти сквозь зеркало, он хотя бы её увидит, убедится, что она всё ещё там. «Но с кем беседует она? Быть может, грезит у окна? Быть может, знает вся страна Волшебницу Шалот?»

— Жаклин! — повторил он. — Жаклин, я иду к тебе. Мне плевать, зеркальный это мир или настоящий. Я не могу жить без тебя.

Зазвонил телефон на прикроватной тумбочке. Джек попытался не обращать на него внимания, но телефон звонил и звонил, и, в конце концов, Джеку пришлось снять трубку.

— Мистер Погреб-по-немецки? Это Пуни Пуни Пу Сюк.

— Чего тебе, Пу?

— Я подумал, что в наших общих интересах открыть ресторан сегодня вечером. Я приготовлю варёные ручки в собственных чернилах.

Джек не сводил глаз с зеркала. Он мог поклясться, что видел, как пошевелились занавески, хотя окно было закрыто.

— Пу… если ты этого хочешь…

— Нам никак нельзя закрываться, мистер Погреб-по-немецки. Конкуренция не позволяет нам так поступать, — он замолчал, а затем добавил. — О чем вы сейчас думаете, мистер Погреб-по-немецки?

— Ни о чем. Совсем.

— Вы же не собираетесь погружаться в зеркало, сэр? Вы же сами понимаете, лучше втирать маргарин в лысину, чем гоняться за париком в ураган.

— Пу…

— Мистер Погреб-по-немецки, я не выношу душещипательных прощаний. Я скажу просто: оставайтесь по эту сторону стекла.

— Пу, со мной все будет в порядке. Открывай ресторан.

— Вы должны пообещать мне, мистер Погреб-по-немецки, что воздержитесь от безумных поступков.

Джек положил трубку. Он не мог давать никаких обещаний. Обещать можно только тогда, когда знаешь, как устроен мир, но после исчезновения Жаклин он понял, что жизнь не подчиняется никаким правилам, её невозможно осмыслить. Нельзя ничего предугадать. Жизнь — это хаос.

Он снова подошёл к зеркалу и встал перед ним. Как только он сделал это, дверь в отражении открылась, и в спальню медленно вошла Жаклин. Она была очень бледна, волосы были завиты, заплетены в косы и тщательно уложены. На ней был форменный военный пиджак королевского синего цвета с золотыми эполетами и шнуровкой и чёрные сапоги для верховой езды — высокие, до колена. Больше на ней ничего не было. Она приближалась к нему, стуча каблуками по полу спальни.