Серена вышла на балкон и некоторое время стояла, прикрыв глаза. Тёплый ветерок разметал белокурые волосы по лбу.
— Ну? — спросил Мартин.
— Убедил, — улыбнулась она.
Они заглянули в оставшиеся четыре спальни. Три из них были достаточно маленькими и пустыми — там не было даже кроватей, но четвёртая оказалась почти такой же большой, как и главная, и она явно использовалась в качестве кабинета. Стены были заставлены книжными шкафами, но сейчас, если не считать потрёпанного телефонного справочника и бюллетеня объединения жителей, книг в них не было. На потрёпанном бежевом ковре виднелись две прямоугольные вмятины и протёртый участок между ними — там, где когда-то стоял стол. На подоконнике оставили пыльный чёрный телефон с дисковым набором.
В дальнем конце кабинета располагался камин из красного кирпича, а в нишах по обе стороны каминной трубы — шкафы с фасадом из дуба. Мартин подошёл и попробовал открыть их, но оба были заперты, и ни от одного не было ключа.
— Здесь получится шикарный кабинетик для тебя, — сказала Серена. Она выглянула через жалюзи на улицу. — Там по соседству девушка моет машину. У неё толстые очки и огромная задница. Думаю, тут я могу тебе доверять.
— То есть ты хочешь, чтобы мы его купили?
Серена подошла, обняла и поцеловала его.
— Да, думаю, ты меня убедил. Ну что, пойдём поговорим с агентами?
Прошло ещё семь недель, прежде чем закончилось оформление документов, и они смогли въехать. К тому времени воздух по утрам становился всё более морозным, а деревья вокруг Литтл Понд приобрели рыже-бурый оттенок.
Они ожидали рождения малыша меньше чем через две недели, поэтому к ним приехала сестра Серены Эмма — помочь с переездом, несмотря на то, что Серена чувствовала себя отлично. Её волосы блестели, а кожа румянилась — Мартин никогда не видел её столь счастливой. У них должна была быть девочка, и они уже выбрали ей имя — Сильвия Мартимна.
— Не думай, Мартин, что раз мы называем её в честь тебя, то это значит, что я хочу, чтобы она стала нейробиологом, — говорила ему Серена. — Я хочу, чтобы она стала популярной певицей.
— То, что мы хотим, не имеет значения, — отвечал Мартин. — Моя мама хотела, чтобы я торговал бакалеей, как и отец. Можешь представить, как я в переднике режу колбасу?
— На самом деле, я просто хочу, чтобы Сильвия была здоровой, — говорила Серена, положив голову ему на плечо. — Мне без разницы, кем она будет, лишь бы ей никто не причинял боль.
На третий день небо затянуло тёмно-серым, и пошёл такой ливень, что деревья трещали. Серена и Эмма вдвоём чистили кухню, а Мартин ждал клиринговую компанию, чтобы та вывезла мебель, которая раньше стояла в гостиной, а теперь ютилась на передней веранде, старая, изношенная и жалкая.
Мартин стоял на веранде и смотрел на дождь. Грузчики задерживались уже больше, чем на час, и он гадал, приедут ли они вообще. Он вернулся внутрь. Серена и Эмма распевали на кухне одну из песен Рианны, не попадая в ноты и смеясь, и он решил не прерывать их. Он поднялся по лестнице в кабинет. Одиннадцать картонных коробок со всеми его книгами уже лежали там, и он мог начинать их распаковывать.
Его письменный стол тоже был тут, хотя со всем этим хромом и тонированным стеклом он был совершенно не к месту в колониальной комнате вроде этой. Ему бы стоило присмотреть какой-нибудь старый стол с медными ручками и обтянутой кожей столешницей.
Мартин подошёл к шкафам возле камина. Он спрашивал агентов по недвижимости, были ли у кого-нибудь из семьи Грейлингов ключи от них, но ответа так и не получил. Грейлинги никогда не интересовались домом, кроме как в качестве вложения, и, вероятно, они даже не знали о существовании этих шкафов, не говоря уж о том, где могут находиться ключи от них.
Он вытащил свой швейцарский армейский нож, раскрыл самое длинное лезвие и просунул его в щель с боку левой дверцы. Он почувствовал металлический язычок замка и покачал ножом из стороны в сторону, чтобы проверить, сможет ли он сдвинуть его из своего паза. Язычок стоял крепко, так что Мартин сдался. Он не хотел повредить колониальную отделку из дуба.
Напоследок он раскрыл штопор и просунул его в замочную скважину. Он качал и крутил его, но дверь так и не отпиралась. Он вытащил штопор и в расстройстве ударил кулаком по дверце. Он начал было отворачиваться, но вдруг замок мягко щёлкнул, и дверца, словно бы кто-то аккуратно подтолкнул её изнутри, открылась.
Мартин замер, уставившись на неё. Нет, сказал он себе, ты нейробиолог, ты доцент факультета когнитивной психологии в МТИ. Ты не веришь в призраков или в подобные паранормальные явления. Призраки — не сверхъестественные, они — синаптические. Как ты и говорил Серене — они в голове.