Позже, когда солнце село за крыши и в доме стало совсем темно, Эрик направился в гараж. Он положил ладонь на зелёную, вспучившуюся от непогоды краску. Он не сказал ничего, просто закрыл глаза. Иногда Эрик чувствовал, что не принадлежит этой планете. Иногда — что он владеет ей, а все остальные вторгаются в его личное пространство.
Он повернул ключ в йельском замке и открыл раздвижные ворота. Они всегда жалобно скрежетали, даже после того как их смазали три или четыре раза. Эрик шагнул во тьму гаража и почувствовал запахи кожи, пыли, старого машинного масла, и преобладающий над всем запах крови и отчаяния.
Эрик закрыл за собой дверь, затем включил свет. К потолку гаража, сложной системой крюков, шкивов и грузов, были подвешены шесть или семь животных — собаки, кошки, кролики и даже коза. Их челюсти были крепко замотаны леской, чтобы они не могли издать ни малейшего звука, даже будучи подвешенными на крюки и проволоку, которые причиняли им бесконечные, неослабевающие муки. Большинство из них были искусаны там и тут. У чёрного лабрадора отсутствовала плоть на задних лапах, и в воздухе мотались лишь кости. Глаза козы были высосаны из глазниц, а вымя было разорвано и частично съедено, как огромный кровавый пудинг.
Эрик брал жизнь везде, где только находил. Эрик съедал всё, что жизнь ему предлагала. Он чувствовал себя сильным и мудрым и множественным, словно каждое съеденное им животное делилось с ним одним из своих инстинктов, или частичкой своего разума, своего естества. Эрик был уверен, что может бегать быстрее, балансировать лучше, острее ощущать запахи. Он был уверен, что может услышать собачий свисток.[31] Он был убеждён, что сможет летать, если съест достаточно много живых птиц.
Каждый вечер Эрик запирал дверь гаража, раздевался и складывал одежду на венский стул, стоящий для подобных случаев возле стены. Потом обнажённый Эрик кормился, пытаясь оставлять каждое животное в живых как можно дольше. Ничто не сравнится с взглядом в глаза животного, пока ты пережёвываешь его плоть. И перевариваешь её. Иногда, обнажённый, он приседал и испражнялся перед качающимися и страдающими животными, чтобы они могли стать свидетелями своей финальной участи: безжизненно упасть на замасленный бетонный пол!
Однажды, жарким вечером августа 1963-го, Дебора Гиббс подошла и присела на бюро Эрика. На ней был короткий белый топик без рукавов и зелёная мини-юбка; подняв взгляд, Эрик мог увидеть резинки красновато-коричневых чулок; бледные, пухлые ляжки и белые трусики.
Сэнди Джаррет из отдела разработок поспорила с Деборой на десять шиллингов, что та не уговорит Эрика пригласить её выпить. Сэнди пряталась за перегородкой из рифлёного стекла и пыталась сдержать хихиканье. Эрик видел, как покачивается её рыжая причёска.
— Интересно, что ты делаешь сегодня вечером, — сказала Дебора.
Эрик вытер кисть и внимательно посмотрел на неё сквозь черепаховую оправу очков.
— Ничего. А что?
— Не знаю. Я вот подумала: может ты захочешь сходить в «Голубой задрот».
— Куда? — Эрик покраснел.
— О, прости. Мы так называем «Голубой Грот». Это паб на Хилли-Филдс.
— Почему я должен идти туда? — спросил её Эрик. Его белая рука неподвижно лежала на чертёжной доске, словно была чужой и мёртвой. Ногти, безжалостно обкусанные до крови и едва зажившие, снова были обкусаны и снова кровоточили…
Дебора выгнулась и хихикнула. В соседнем офисе хихикнула Сэнди.
— Жарко же. Я думала, тебе понравится, вот и всё.
— Что ж… — сказал Эрик, пялясь на резинки чулок, разглядывая выпирающую плоть бёдер Деборы.
Они сидели возле «Голубого Грота», наблюдая, как полдюжины мальчишек играет в крикет. Эрик выпил две порции сидра и не спеша ел чипсы из пакета. Дебора пила апельсиновый джин и без умолку болтала.
— Сэнди говорит, что ты таинственный человек, — хихикнула она.
— Вот как?
— Она говорит, что возможно ты шпион, или что-то в этом роде.
— Нет, я не шпион.
— Но тайна у тебя всё же есть, так ведь?
— Вряд ли. Я просто верю, что нужно найти свой собственный путь в жизни и следовать ему, вот и все.
— И что же это за путь?
Эрик уставился на Дебору. До сих пор она не осознавала насколько он бледный. И что от него пахнет, и пахнет очень странно. От Эрика исходил сладковатый, но тошнотворный запашок, похожий на запах утечки газа. Дебора не ощущала ничего подобного с тех пор, как в каминной трубе её спальни умер скворец.