Он приблизился к спальне девочек и заглянул туда. Пенни в неестественной позе лежала на спине, шея её была так изуверски вспорота, что голова почти отделилась от тела. Вероника лежала вниз лицом, её белая ночная рубашка была в тёмных пятнах крови.
На отца Джона страшно было смотреть, когда он направился в спальню сына. Он открыл дверь — кровать была пуста, в комнате не было никаких признаков присутствия мальчика. Отец с пересохшим горлом через силу пробормотал молитву. Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы он был жив.
Он поднялся выше. Коридор второго этажа был забрызган пятнами крови в виде загогулин и вопросительных знаков. Полковник Смит-Барнетт лежал в своей спальне на спине с разорванным горлом и глядел раскрытыми глазами в потолок. Он выглядел так, словно на нем был кровавый нагрудник. Никаких признаков Элен Смит-Барнетт в доме не было. Дверь, ведущая к верхней лестнице, была вся в отпечатках окровавленных рук. Отец Джона открыл её, сделал глубокий вдох и медленно поднялся на чердак.
Комнату заливал солнечный свет. Войдя туда, мужчина оказался лицом к лицу с ковром из цельной волчьей шкуры. Челюсти волка были тёмными от запёкшейся крови, шерсть на морде слиплась. Ковёр приподнимался небольшим бугорком — что-то лежало под ним. Отец Джона долго не мог решиться, но в конце концов взял ковёр за край и поднял его. Под ним были наполовину переваренные останки мальчика.
Перевод: Нина Киктенко
Серая Мадонна
Graham Masterton, "The Grey Madonna", 1995
Он всегда знал, что ещё вернётся в Брюгге. На сей раз, однако, он выбрал зиму, когда воздух полон тумана, каналы окрасились в оловянный цвет, а на узких средневековых улочках толпится гораздо меньше шаркающих туристов.
Вот уже три года, как он гнал от себя даже мысли о Брюгге. Позабыть Брюгге — действительно позабыть — об этом не было и речи. Но он выдумал уйму способов отвлечься от этого, переключиться на другой объект — например, позвонить друзьям, сделать телевизор погромче или кататься на машине и слушать «Нирвану», врубив громкость на полную.
Всё, что угодно, только бы не возвращаться опять на тот деревянный причал напротив нависающих карнизов и лодочных навесов чумной лечебницы четырнадцатого века и ждать, пока ныряльщики бельгийской полиции отыщут тело Карен. Столько раз во снах он оказывался там — ошарашенный, окрашенный закатным солнцем в красный цвет американский турист с наплечной сумкой и видеокамерой, пока наверху, на крутых склонах волнистой черепицы, сидели скверно выглядящие скворцы, а под ногами хлюпал и журчал канал.
Всё, что угодно, только бы не наблюдать, как судмедэксперт в накрахмаленном белом мундире и с заплетёнными в косу светлыми волосами расстёгивает чёрный мешок для трупов и открывает лицо Карен, даже не белое, а почти что зелёное.
— Она не сильно мучилась, — о, этот гортанно-горловой фламандский акцент. — Её шея почти сразу сломалась.
— Но как?
— Тонкая удавка, приблизительно восьми миллиметров диаметром. У нас имеются взятые с её кожи криминалистические образцы. Это была либо пенька, либо сплетённые волосы.
Потом инспектор Бен де Бёй из Politie[50] коснулся своей испятнанной никотином ладонью его руки и добавил:
— Один из кучеров конных туристических экипажей рассказал, что заметил вашу жену беседующей с монахиней. Это произошло примерно минут за десять перед тем, как лодочник обнаружил в канале её плавающее тело.
— Где это было?
— Улица Хогстраат, у моста. Монахиня повернула за угол, на Миндербредерстраат, и это было последнее, что заметил кучер. Вашей жены он уже не видел.
— С чего он вообще заметил мою жену?
— Потому что она была привлекательной, мистер Уоллес. Все эти кучера любят глазеть на миловидных женщин.
— И это всё? Она беседовала с монахиней? Зачем ей беседовать с монахиней? Она же не католичка.
Дин замолчал, а потом поправил сам себя:
— Она не была католичкой.
Инспектор де Бёй закурил едкую сигарету «Эрнте 23» и выпустил дым из ноздрей, будто дракон.
— Возможно, она спрашивала дорогу. Пока что нам это неизвестно. Разыскать ту монахиню не составит труда. На ней было светло-серое одеяние, что весьма необычно.
Дин ещё неделю оставался в Бельгии. Полиция не нашла ни других криминалистических доказательств, ни других свидетелей. Фотографии Карен напечатали в газетах, полицейские связались с каждым религиозным орденом по всей Бельгии, южной Голландии и северной Франции. Но никто не откликнулся. Никто не видел, как погибла Карен. И не нашлось женских монастырей, где сёстры одевались в серое, особенно в светло-серое, как утверждал тот кучер.