Хьюго, нетвёрдо стоявший на ногах, вцепился мне в руку. Должно быть, он ещё до моего прихода выдул стаканов шесть джина с тоником.
— Мистер Хьюблейн, — произнёс он, — нас не интересуют ни ваши безумные теории, ни что либо ещё, что вам взбредёт в голову ляпнуть. Здесь рады любому американцу, но думаю, в конечном счёте вы должны помнить, что боролись за отделение от Великобритании и что любые дальнейшие высказывания об английской жизни, которые, возможно, вам захочется сделать, не будут восприняты с любезностью. Должен просить вас уйти.
Билл, сидевший на диванчике рядом с Сесили, ухмыльнулся и помахал мне рукой.
Я был потрясён. Когда ты приезжаешь из Нью-Йорка, ты не сознаёшь, что для Англии двести лет американской истории это будто вчерашний день. В конце концов, Королева была прямым потомком Георга III, и англичане до сих пор психуют, когда мы отпускаем грубые замечания об их королевской семье прошлой или нынешней. Мне кажется, если бы вы пренебрежительно отозвались об Этельреде Неразумном, вас бы попросили покинуть комнату.
— Хорошо, — сказал я. — Но я отправляюсь прямиком в полицию. Я посажу этого парня под замок, где ему и место.
Пайки молча взирали на меня, будто могли вышвырнуть меня из дому стеной неприязни.
До дверей меня провожала Эмили. Я натянул свою нейлоновую куртку и собрался выйти в ночь. Снаружи было тепло и ароматно. Впрочем, издалека на меня уже веяло благоуханием нью-йоркских подмышек.
Когда я выходил, старая леди взяла меня за руку и улыбнулась. Это было довольно неожиданно.
— Вы очень проницательны, сказала она, — хоть и американец. Но не впутывайтесь в ещё большие неприятности. Не сообщайте в полицию. Оно того не стоит. Вы же знаете, что у вас нет никаких доказательств, а то радио, я уверена, уже сгинуло без следа. Будьте хорошим парнем, и пусть мёртвые псы остаются мёртвыми.
Я нахмурился.
— Миссис Пайк… вы понимаете, о чём просите?
— Конечно понимаю, мой дорогой. Ведь мы все его убили. Вся семья. Мы объединились с тем милым молодым музыкантом и сделали всё в точности, как вы расписали. Но вам никогда этого не доказать. Вот и всё. Уолтер был злобным, мстительным стариком, и получил по заслугам.
Я выудил сигарету и зажёг её. Мои руки дрожали.
— Спокойной ночи, мистер Хьюблейн, — сказала Эмили и закрыла за мной дверь.
Я затянулся и прошёл к своей машине. В небе висела охотничья луна и быстро проплывали облака. Последний раз взглянув на тёмную громаду дома Эмили Пайк, с его шелестящим плющом и шикарными воротами, я сел в машину и поехал назад к Брайтону. Я ощущал холод и беспомощность и начинал думать, что пришла пора возвращаться в Нью-Йорк. Пока не подхватил какую-нибудь смертельную болячку из обширных английских запасов.
Перевод: Евгений Михайлович Лебедев
Номер для новобрачных
Graham Masterton, «Bridal Suite», 1980
Они прибыли в Шерман, Коннектикут, холодным осенним днём, когда шелестели хрусткие листья и весь мир казался усыпанным ржавчиной. Припарковали взятую на прокат «Кордобу» у крылечка и вышли из неё. Питер открыл багажник и вытащил чемоданы, ещё новые, с ярлычками из «Мэйси» в Уайт-Плейнс, пока Дженни стояла в своём пальто из овечьей шерсти, дрожа и улыбаясь. Была суббота, разгар дня, и они только что поженились.
Дом стоял в окружении сыплющих листвой деревьев, выбеленный погодой и молчаливый. Это был большой колониальный особняк, года 1820-го или около того, с выкрашенными в чёрное перилами, старым кучерским фонарём над дверью и выложенным плиткой каменным крыльцом. Вокруг раскинулись сбросившие листву молчаливые леса и скопища камней. Был заброшенный теннисный корт с намокшей сеткой и ржавыми столбиками. Сломанная газонокосилка была брошена среди вымахавшей травы, там, где садовник её оставил в какой-то незапамятный миг многие годы назад.
Стояла глубокая тишина. Пока не замрёте в Шермане, Коннектикут, хрустким осенним днём, вы и не знаете, что такое тишина. И внезапно — лёгкий ветерок, метания опавшей листвы.
Они подошли к парадной двери, Питер — с чемоданами. Он поискал колокольчик, но того не оказалось.
— Постучишь? — спросила Дженни.
— Этой штукой? — усмехнулся Питер.
На крашеной в чёрное двери висел гротескный молоток из ржавой меди, в виде какого-то воющего создания, с рогами, клыками и свирепым оскалом. Питер, не без сомнений, взял его и трижды гулко ударил. Эхо разнеслось по дому, по невидимым коридорам и тихим лестничным клеткам. Питер и Дженни ждали, ободряюще улыбаясь друг другу. Они же сняли номер. Вне всякий сомнений — сняли.