– Ты сошла с ума, – вскрикнул он, и кашель вновь охватил его своей мощной цепью.- Прости, ты ни при чем, виноват во всем я.
Жизнь преследовала меня всегда и всюду, и кажется, сейчас она меня догнала. И выпустит ли так просто из своего капкана? Да и для чего, чтобы вновь пуститься в погоню за мной. Нет, уж слишком я для нее ничтожен, а она, увы, куда выше меня по опыту и по знаниям. К тому же и убегать мне теперь уже некуда, да, признаться, и незачем.Всякое, Тамара, бывало. И женщины, и мужики по пьянке, и многому я уже научился. Забывать стал немало, даже сокровищницу свою – детство. Но тебя забыть, забыть твое лицо так и не смог, Тамара.
В тот теплый весенний вечер, укрываясь от проливного дождя, приникнув ко мне, ты что-то шептала, промокшая, вздрагивала от холода, говорила, говорила. Тебя имея рядом, я, нелепый, думал о чем-то другом, о том, что уже было открыто учеными, о сером опыте, предстоящем в химической лаборатории. Даром, конечно, ничего не пропало, теперь я знаю, какое из лекарств меньше повредит мне, но если это и так, я все равно навредил себе за свой век немало, Тамара, я потерял тебя. Не пробудил меня и наивный твой поцелуй в мою небритую и грубую щеку, когда я провожал тебя до дому. Что же ты тогда находила во мне, слепом, Тамара? Обликом ты, пожалуй, не была царицей Тамарой, но твоя душа… Увы, я тогда дальше внешности не заходил… Он предался забытью. Очнулся. Интересно, какая она теперь? Поднял с пола спидолу, включил её и, заскользил волноловом по разным диапазонам в поисках любимых мелодий, еще долго терзал себя воспоминаниями о недалеком прошлом.
– Испортили все передачи, – констатировал с неудовольствием.- О голова моя, – поскуливал, поднося к губам чашку с остывшим чаем.
Послышался звонок телефона.
Чуть позже печальный голос Майи.
– Почему ты не зашел сегодня к Арчилу? Ведь ты обещал.
– Не смог.
– У тебя хриплый голос,-встревожилась Майя,- ты что, нездоров?
– Нет, все в порядке.
– Не лги, пожалуйста.
– Ну, простыл малость.
– Температура есть?
– Ой, Боже мой, нету, нету.
– А почему ты кричишь на меня?
– Потому, что уже поздний час, я устал и хочу спать.
– Хочешь я приду сейчас к тебе?
– Нет, Майя, нет.
– Ты меня больше не любишь,- все более унывал голос Майи.
– Люблю, Майя, люблю, больше всех.
– Правда?
– Ну, конечно.
– Ну, тогда…
– Ну, тогда – будет завтра, договорились?- перебил Сидамон.
– Хорошо,- согласилась Майя,-завтра я позвоню тебе.
– Не надо, я сам тебе позвоню.
– У тебя там кто-то есть?
– Что за чушь, у меня никого нет, кроме тебя, и ты это прекрасно знаешь.
Сидамон почувствовал, что не лжет Майе и это его обрадовало.
– Я тебя очень люблю, но сейчас не могу повидаться с тебой, мне жутко хочется спать.
– Ну, хорошо,- радостно согласилась Майя,-тогда до завтра.
– Ага, до завтра.
– Целую.
– Я тоже.
Ту-ту-ту…
– Ох, уж эти женщины! С восхищением принимают от любого мужчины свое фирменное блюдо “люблю тебя” во всякое время суток и в любом виде, даже от тех, кого не любят. Им нравится, как лихо они поражают мужчин. И не задумываются над тем, что, получая это блюдо от любимых мужчин, оказываются побежденными сами.
– Ну, все, хватит, к черту! Теперь спать и только спать.
Его уже не мучил свет ночника и назойливые своевольные мысли. Он медленно погружался в мир сна. В обнимку с тикающим будильником он удалялся все дальше и дальше от себя по широкой ясной дороге, где-то там за горизонтом терявшей черты сновидения.
Во сне раздался звонок телефона, во сне же было произнесено “алло”.
– Алло, Сидамон, милый, здравствуй! Алло, ты меня слышишь?- раздался в трубке тревожный женский голос.
– Слышу,- равнодушно пробормотал Сидамон.
– Сидамон, ты меня слышишь? С тобой говорит Марина. Я звоню из аэропорта. Нас здесь остановили по транзиту. Наш рейс вылетает через час.
– Какая Марина?
– Одноклассница, вспомни!
– Не знаю я никакой Марины! И вообще перестаньте все волноваться, уже полночь.
Он бросил в раздражении трубку.
– Идиотка! Видите ли, она Марина, а я Сидамон. Ну и что теперь из того.
Он опять стал погружаться в дремоту, ему снился голос позвонившей ему некой Марины. И вдруг что-то всколыхнуло его, сжало сердце, властно нахлынули сомнения, голос показался знакомым и близким.
– Не может быть.
– Но с какой тогда стати она назвалась Мариной?
– И вообще никакая Марина со мной не училась.
– Но этот голос?
– Все равно, за час до аэропорта не добраться. И вообще какая-то чушь.
Он включил ночник, приподнялся на локтях, закашлялся.
– О моя голова, где ты? Все это ложь и провоцирование больного.
Он принял губами белую таблетку и запил ее остатком чая. Это помогло на секунды отвлечься от мыслей.
– Лекарство запивают простой водой,- мелькнуло в голове наставление.
– Знаю,- огрызнулся он на себя, выключая ночник.
– Все это бред, ночной жуткий бред. Проклятая голова, до утра она расколется на сто частей.
Он повернулся набок, подбил под головой подушку, пожелал себе по обычаю спокойной ночи и сладкого сна.
Через пару минут из подъезда Сидамона выходил высокий, худощавый человек в шляпе и в плаще, из-под воротника которого темнел шарф. Он взглянул на звездное небо и без труда отыскал луну.
– Сегодня новолуние,- подумал он,- говорят, как неделю встретишь, так ее и проведешь.