Всё не так уж плохо, — подумала я.
Я вдруг поняла, что на самом деле испытываю возбуждение. А то, что они делали со мной… Ощущение боли от их зубов на моей плоти только обостряло мою похоть.
Я извивалась и тряслась под ними.
Я сорвала с нападавших то немногое, что на них оставалось и вскоре мы все четверо оказались голыми. Мы боролись, блестя в солнечном свете. Я слизывала кровь и пот с их тел. Я отсосала у однорукого мужчины. Оказавшись на вершине кучи, я насадилась на мальчика-подростка. Он задыхался и извергался. Я сосала обрубок однорукого мужчины, пока мальчик подо мной сжимал мои груди, а толстяк брал меня сзади.
Мы всё ещё занимались этим, когда раздались крики.
Я оглянулась через плечо, но толстяк на моей спине заслонил от меня панораму озера.
— Это всего лишь твой парень, — произнёс он и сделал толчок.
— Идиот всё-таки сунулся в озеро, — сказал однорукий мужик.
— Надо держаться подальше от озера, — сказал толстяк.
— Вот о чём мы пришли тебя предупредить, — сказал мальчик, лежащий на спине подо мной и ласкающий мою грудь.
— Там зомби, — сказал однорукий.
— Они могут оставаться под водой вечно, — заключил мальчик. — Им нет нужды всплывать, чтобы дышать.
— Они всплывают время от времени, чтобы пожирать людей, — сказал толстяк.
Райан снова пронзительно вскрикнул.
— Спасибо за предупреждение, — сказала я.
— Рады услужить, — сказал однорукий.
— Ага, — сказал толстяк и протаранил меня снова.
— Нам очень приятно, — сказал мальчик.
— Мне тоже, — сказала я им и мы продолжили.
Перевод: Дмитрий Епифанов
Зеркало
Richard Laymon. "The Mirror", 2011
— Боже мой!
Глаза Сильвии расширились. — Что?
Я кивнул в сторону мужчины, который только что прошёл мимо нашего столика. Сильвия повернула голову, чтобы взглянуть на него, затем повернулась ко мне и спросила: — Кто это?
— Это Гордон Ларю.
— Кто?
— Гордон Ларю, — отчётливо произнёс я, повысив голос, хотя был абсолютно уверен, что Сильвия меня услышала.
— Гордон Ларю? — спросила она, качая головой.
— Художник! — воскликнул я. Сильвия с растерянным видом покачала головой. Потом сказала: — А, он. Точно. Сначала я не поняла, о ком идёт речь. Великий художник. Настоящий гений.
— Вот именно. Но что он делает здесь? Почему его выпустили?
— Я уверена, что понятия не имею, — сказала Сильвия. Она сделала глоток белого вина, затем посмотрела на сценарий. — Как я уже говорила, я думаю, что это именно то, что…
— Боже, интересно, не сбежал ли он.
— Сбежал?
— Оттуда, куда его засадили. Я не знаю… ходили разговоры о смертной казни, но думаю, что в итоге его отправили в психиатрическую лечебницу. Помнишь?
— Едва ли. Смутно припоминаю — он убил свою жену?
— Нет, это была не его жена. Дай мне минутку подумать.
Пока я потягивал текилу — которую я пью со льдом и с капелькой цитрусового ликёра "Трипл Сек" — Сильвия обернулась, чтобы ещё раз взглянуть на Гордона Ларю. На ней было чёрное платье с глубоким вырезом на спине. Спина была гладкой, приятно загорелой и без бретелек.
Сильвия была из редкой породы женщин-режиссёров, не только одним из самых успешных режиссёров Голливуда, но и очень красивой… с любого ракурса.
Её спина без бретелек подтверждала то, что я подозревал о передней части.
— Он выглядит как обычный парень, правда? — сказал я.
Голова Сильвии двигалась вверх и вниз, продолжая наблюдать за мужчиной.
Он сидел один за столиком в дальнем углу ресторана. Лет пятидесяти, несколько полноватый, в очках, он был одет в брюки цвета хаки и синюю рубашку из шамбре с рукавами, закатанными до половины предплечий. Он мог бы быть врачом, парикмахером, писателем. Он определённо не был похож на маньяка-убийцу.
Сильвия снова посмотрела на меня. — Ты говоришь, он убил не свою жену?
— Верно. Хотя убийство, безусловно, связано с его женой.
— А, разумеется… в приступе гнева от ревности.
— Нет. Нет, дело было не в этом. На картине был её портрет. Она была, вне всякого сомнения, великолепной молодой женщиной. Ты, наверное, видела её на некоторых картинах Ларю. Они находятся в Музее Метрополитен, в Музее Гетти…