В два часа Кловис взломал давящую тишину.
— Он сегодня не вернется. Вероятно, в настоящий момент он в офисе местной газеты диктует первый выпуск своих воспоминаний. Леди Как-ее-бишь-там в нем не будет. Это станет событием следующего дня.
Сделав данный вклад во всеобщее радостное чувство, Кловис пошел в постель. С длинными промежутками другие члены вечеринки последовали его примеру.
Слуги, подававшие чай в ранний час, давали одинаковый ответ на один и тот же вопрос. Тобермори не вернулся.
Завтрак оказался еще более неприятной функцией, чем был обед, но еще до его завершения ситуация разрешилась. Труп Тобермори был принесен из кустов, где его только что разыскал садовник. По укусам на шее и по желтой шерсти, застрявшей в его когтях, было очевидно, что он пал в неравной битве с большим Томом из дома священника.
К середине дня большинство гостей покинуло Тауэрс, а после ленча леди Блемли достаточно собралась с духом, чтобы написать исключительно гадкое письмо священнику о потере своего бесценного любимца.
Тобермори был единственным успешным воспитанником Эппина, и ему не суждено было иметь последователей. Несколько недель спустя слон дрезденского зоологического сада, который ранее не проявлял никаких следов раздражительности, вырвался на волю и убил англичанина, который, очевидно, дразнил его. Фамилия жертвы по разному сообщалась в газетах, то как Оппин, то как Эппелин, но его имя вполне достоверно читалось как Корнелиус.
— Если он пробовал на бедной бестии немецкие неправильные глаголы, — сказал Кловис, — то он заслужил то, что получил.
Лечение беспокойством
На багажной полке железнодорожного вагона прямо напротив Кловиса лежал солидно упакованный чемодан с заботливо написанной меткой, на которой стояло: «Дж. П. Хаддл, Уоррен, Тилфелд, возле Слоуборо». Непосредственно под полкой сидело человеческое воплощение метки: солидный, степенный индивид, сдержанно одетый, умеренно разговорчивый. Даже без его разговора, адресованного другу, сидящему рядом, и в котором затрагивались главным образом такие темы, как отставание в росте римских гиацинтов и распространение кори в доме священника, можно было весьма аккуратно оценить темперамент и умственные перспективы хозяина чемодана. Оказалось, однако, что он не желает оставлять что-либо на волю воображения случайного наблюдателя, и его разговор сейчас становился все более личным и интроспективным.
— Я не знаю, почему так, — говорил он своему другу, — мне не слишком за сорок, но мне кажется, что я попал в глубокую колею пожилого возраста. Моя сестра выказывает ту же тенденцию. Нам нравится, чтобы все находилось в точности на обычных местах; нам нравится, чтобы все происходило в точно назначенное время; мы любим, чтобы все было обычным, упорядоченным, пунктуальным, методичным до толщины волоса, до секунды. Если это не так, это раздражает и утомляет нас. Например, возьмем самую пустячную вещь: дрозд год за годом строил свое гнездо на дереве на лужайке; в этом году без какой-либо очевидной причины он построил его на иве возле стены сада. Мы мало говорим об этом, но мне кажется, что мы оба чувствуем, что эта перемена не нужна и слегка раздражает.
— Наверное, — сказал друг, — это другой дрозд.
— Мы это подозреваем, — сказал Дж. П. Хаддл, — и я думаю, это дает нам еще больший повод для досады. Мы не чувствуем, что хотим сменить дрозда в данный момент жизни; и все же, как я сказал, мы едва достигли возраста, когда такие события переживаются серьезно.
— Что вам нужно, — сказал друг, — так это лечение беспокойством.
— Лечение беспокойством? Никогда о таком не слышал.
— Ты слышал о лечении покоем людей, которые сломлены стрессом слишком большой тревоги и напряженной жизни; что ж, вы страдаете от слишком большого покоя и безмятежности и нуждаетесь в противоположном виде лечения.
— Но куда же обратиться за ним?
— Ну, ты мог бы выступить кандидатом от партии оранжистов в Килкенни, или провести курс регулярного посещения кварталов апашей в Париже, или прочитать лекции в Берлине, что большая часть музыки Вагнера написана Гамбеттой; и всегда остается в запасе путешествие по внутреннему Марокко. Однако, чтобы быть по-настоящему эффективным, лечение беспокойством должно проводиться дома. Как тебе удастся это, у меня нет ни малейшей идеи.
Именно в этой точке разговора в Кловисе мгновенно гальванизировалось внимание. Кроме всего, его двухдневный визит к пожилым родственникам в Слоуборо не обещал ничего восхитительного. И перед тем как поезд остановился, Кловис украсил свои манжеты надписью: «Дж. П. Хаддл, Уоррен, Тилфелд, возле Слоуборо».