Так и есть, она опять пришла.
- Можно сворачиваться, сегодня баба Маня за нас подежурит, - напарник срывается на смех, указывая на противоположную сторону перекрестка.
Максим не хочет смотреть, но и заставить себя отвернуться не может. Сумасшедшая пенсионерка, которую они между собой окрестили «баба Маня», с утра на боевом посту. В шинели и шапке-ушанке, несмотря на жару, с двумя регулировочными флагами в руках, она развлекает поток автомобилистов.
Кто-то сигналит протяжно, когда женщина выходит на полосу движения, и Максим хмурится.
- Эй, господа полицейские, отпустите по-братски, мне работать надо…
- Вернитесь в машину!
Максим наблюдает за тем, как старушка, сделав два выпада руками, возвращается на тротуар, подняв флаги над головой. Красные тряпки реют на ветру.
- Да что я нарушил-то?
- Вам сказано, вернитесь в машину!
- Ты что разбушевался? – напарник подходит ближе. – Оформи его по-быстрому… или давай я?
- Иди.
- Окей, - прокрутив жезл на запястье, он уходит, а Максим, продолжает наблюдать за женщиной на той стороне дороги.
У бабы Мани два поста: в центре города на перекрестке у фонтана и на дороге у старого аэропорта. Первый раз она заступает на дежурство зимой. В поношенном пальто с погонами, баба Маня стоит у обочины, делая руками невообразимые па. Идет снег, пушистый и густой, а она без шапки и в тапочках на босу ногу. Пока Максим решается подойти, сам не зная зачем, старушку забирает скорая.
Потом баба Маня исчезает. Максим с сожалением думает, что ее не успели отогреть, но весной она появляется опять, только на другом месте. С тех пор три раза в неделю баба Маня регулирует движение на трассе у старого аэропорта.
Максим ничего о ней не знает, но в глубине души жалеет и недоумевает. Неужели у нее не осталось родственников? Никого, кто мог бы проявить заботу?
Сегодня баба Маня выступает с флагами. Она разводит вытянутые руки в стороны, потом поднимает одну над головой и тут же сводит обе руки перед собой. Ряд последовательных движений сменяют другу друга, как сигналы в азбуке Морзе. Максим думает, что баба Маня не в себе, и ему неприятно на нее смотреть. Проезжающие мимо таксисты отдают старухе честь короткими гудками, водители маршрутных такси высовывают в окна ладони в приветственном жесте. Все улыбаются, в них нет злого умысла или насмешки, но Максим чувствует, что снова раздражается без причины.
- А вот и первый карасик, - говорит напарник, пряча в кармане свернутую двое купюру. - Учись, студент, как надо работать.
- Да иди ты!
Максим смотрит на непрерывный поток машин, раздумывая.
- Что ты сейчас сказал?
Напарник крутит жезл на руке и скалится. Он не из тех, кто спускает все на тормоза, но Максим этого не видит. Он свистит, жестом заставляя поток машин остановиться, и перебегает на ту сторону дороги.
- Давно надо было это сделать.
Лидия Михайловна на посту за пять минут до начала смены. Взлетная полоса пуста, но скорее самолеты выйдут на выполнение задания, и небо заполнит рев двигателей. Она разводит вытянутые руки в стороны и поднимает одну над головой. Шинель ползет вверх, натягиваясь на полном плече, и мешает четко отрабатывать главное движение. Лидия Михайловна и рада ее снять, но не положено.
Вот первый самолет выруливает на полосу. Она выставляет руки вперед и ждет, когда машина начнет движение. Напрягает глаза, вглядываясь. Алешка? Отсюда не разглядеть. Самолет берет разгон, и Лидия Михайловна торопливо вращает руками по часовой стрелке.
Взлетай родимый, взлетай! Чистое небо перед тобой!
Лидия Михайловна видит, как черные шины отрываются от земли, и присаживается на корточки. Суставы хрустят, но ей кажется, что это звук складывающихся шасси. Она с трудом поднимается и терпеливо ждет следующий самолет, каждый раз гадая, в котором из них ее сын.
Пять машин пролетают над головой. Она проводит всех, осеняя крестом и по-матерински прижимая руку к груди.