Мне были хорошо видны пробоины с левого борта, куда попали снаряды, они, должно быть, дали трещины и с правого борта чуть выше ватерлинии. Но это наверняка были всего лишь трещины, иначе Быстроходка затонула бы, а она оставалась на поверхности, качаясь на воде. Один из снарядов, скорее всего, попал в мотор, потому что она больше не двигалась вперед. А затем странный корабль развернулся и поплыл восвояси, и Быстроходка перестала качаться. Сперва я подумал, что она останется на плаву, и что бриз, гордо теребивший ее черно-желтый флаг, прибьет ее к берегу минут через десять. Но она начала погружаться и затонула меньше чем через десять минут. И мы смотрели, как она тонула, и уходила под воду верхушка ее мачты с черно-желтым пиратским флагом.
Больше, собственно, и рассказывать нечего, кроме, пожалуй, одной забавной вещи: толстяк вновь запустил свой серебристый корабль и направил его через весь Круглый пруд. И на нем развевался флаг с черепом и костями.
ЖЕРТВА НЕВЕЗЕНИЯ
Мне крайне не везет в жизни. Совершенно не везет. Это все Морсон. Я его не виню. Он совершил ошибку, это бывает. И все же это была ошибка, из-за которой теперь мне приходится страдать. Однажды вечером мы болтали о том, где бы раздобыть деньжат, оба мы слегка поиздержались, а с кем не бывает в наше время? И Морсон мне говорит:
— А что если пойти в дом к старику Поттеру как-нибудь в ночи и посмотреть, нельзя ли чем-нибудь у него разжиться?
А я отвечаю:
— Если поймают, может не поздоровиться.
А Морсон говорит:
— А нас не поймают. Я все обдумал. Мы проникнем туда вечером, пока он слушает свое радио, и он нас не услышит. Дождемся вечера, когда его кухарка пойдет в деревню, он останется один, включит радио, как водится, когда Би-би-си передает какой-нибудь концерт.
— Немного рискованно, — возразил я.
— Да вообще никакого риска, — говорит он. — У меня есть номер «Радио Таймс» и мы посмотрим, когда они будут давать Бетховена. Этого типа он обожает. И включает его на полную катушку. Мы снимем ботинки, и он нас ни за что не услышит, сидя рядом с ящиком, включенным на полную громкость, пусть он его обслушается.
— Мне это все не нравится, — говорю.
— Что тебе не нравится? — он меня спрашивает.
— Мне вовсе не хочется этого всего делать, — говорю.
— Да брось, — говорит он. — Сейчас все так делают. Приходится, чтобы выкручиваться. Ты же не собираешься голодать, так ведь? Я вот не собираюсь. Все так делают. Не будь таким старомодным. Я ж не предлагаю тебе ограбить банк.
— Ну, я знаю, — сказал я.
— Я всего лишь прошу тебя, — продолжает он, — пойти в дом старика Поттера, когда он нас точно не услышит, просто проникнуть внутрь. Он никогда не запирается, пока не соберется спать, и мы войдем как раз после того, как он поужинает, а у него, как водится, будет орать радио. Надеюсь, мне удастся разузнать, когда кухарка собирается прошвырнуться в деревню. Но даже если не получится, спрячемся в конце улицы, и увидим, когда она выйдет. И тогда он останется один, и если он будет сидеть со своим Бетховеном или каким-нибудь другим бедолагой, он не услышит, даже если мы кричать будем. Это проще простого, и все так делают.