Ему и в голову не приходило, что Алмазный Идол может откликнуться на просьбы такого человека. Али ненавидел Бааб Ахиру за дерзкую самонадеянность, с которой тот осмелился приблизиться к золотой кумирне, за то, что он сумел сделать это раньше самого Али, собравшегося молиться о действительно правом деле, а также за все гнусные и злые дела, совершенные им в прошлом, но пуще всего Али ненавидел своего врага за то, с каким вызывающим выражением лица и с каким торжествующим видом тот плыл ему навстречу в своей пироге, окуная блестящие лопасти весла в сверкающий лунный свет.
И Али стал пробираться сквозь жаркие джунгли, где воздух насыщен густым ароматом орхидей. Многие бывают в кумирне, хотя не ведет к ней ни одна тропа. Если бы такая тропа была, белые люди обязательно отыскали бы ее, и тогда праздные компании стали бы приплывать к святилищу в корабельных шлюпках каждый раз, когда к берегу подходит большой лайнер; в еженедельных газетах появились бы ее фотографии с приложением подробных отчетов, написанных людьми, в жизни не покидавшими Лондона, и вся тайна и красота исчезли бы, а в моей истории не осталось бы ничего занимательного.
Едва ли сотню ярдов прошел Али, лавируя между кактусами и зарослями ползучих лиан, когда перед ним открылась золотая кумирня, которую охраняют только густые джунгли, и в ней он увидел Алмазного Идола. Высотой он в пять дюймов, его толщина составляет у основания добрый квадратный дюйм, а сверкает он намного ярче, чем алмазы, которые мистер Мозес приобрел в прошлом году для своей жены (когда он предложил ей на выбор драгоценности или графский титул, его супруга Джейел ответила: «Возьми бриллианты и стань просто мистером Фортескью»). Чище и ярче, чем блеск тех бриллиантов, сияние Алмазного Идола, да и огранен он так, как никогда не гранят драгоценные камни в Европе, но местные жители не продают свое божество, хотя очень бедны и, к тому же, слывут отчаянными сорвиголовами.
Тут мне, пожалуй, следует сказать, что если кто-нибудь из моих читателей когда-то приплывет в изогнутую, как серп, гавань, где, сдаваясь натиску буйной растительности, обращаются в прах береговые укрепления португальцев и где там и сям виднеются между пальм похожие на мертвецов баобабы, если отправится он вдоль берега туда, где ему совершенно нечего делать, и куда, насколько мне известно, до сих пор не забредал ни один пассажир туристского лайнера (хотя от причала до этого места не более мили), и если отыщет он в джунглях близ побережья золотую кумирню, а в ней — пятидюймовый бриллиант, ограненный в форме божества, лучше ему вовсе его не трогать и невредимым вернуться на корабль, чем продать Алмазного Идола за любые, пусть даже очень большие деньги.
И Али Кариб Ахаш вступил в золотую кумирню, и положил семь ритуальных поклонов, которые необходимо совершить перед Идолом, но стоило ему поднять голову, как он тотчас заметил, что божество горит и переливается тем особенным светом, который излучает вскоре после того, как откликнется на чью-нибудь молитву.
Никто из жителей тех краев ни за что не ошибется, определяя характер исходящего от божества света; все они умеют различать его тона и оттенки, как охотник различает кровавый след, и в лучах луны, врывавшихся в открытую дверь святилища, Али отчетливо видел яркое сияние Идола и знал, что оно означает.
А этой ночью в кумирне побывал один только Бааб Ахира.
И ярость вспыхнула в груди Али Кариба; словно огнем опалила она его сердце, и с такой силой стиснул он рукоять ножа, что пальцы посинели, и все же Али так и не произнес молитвы, в которой говорилось о печени и других внутренностях Бааб Ахиры, ибо видел он, что просьбы последнего оказались внятны Алмазному Идолу и что отныне его враг находится под защитой божества.