Это был щелчок выключателя в начале лестницы. Свет был потушен!
— Руби! — завопил он. — Руби, — это ты выключила свет. Но я найду тебя! Я всё ещё слышу тебя, Руби!
Это было правдой. Он слышал.
Рядом с ним раздавался тихий шорох. Мягкий, хрустящий звук, похожий на распаковку бумаги из свертка. Из нескольких свертков.
Раздался скользящий звук и глухой стук.
Красс отступил назад, пока не встал у стены. Он вертел ножом в темноте. Он начал махать им по широкой дуге над полом у своих ног.
Но шлепки и удары продолжались. Всё ближе и ближе.
Внезапно Красс начал колоть по полу своим ножом. Он издавал громкие приступы смеха, когда выдыхал воздух.
Что-то скользнуло позади него. Теперь он чувствовал холод вокруг себя: прикосновение ледяных пальцев, поцелуй холодных губ, липкую ласку замерзшей руки. А затем ледяная лента была плотно прижата к его шее.
Крик был прерван. Нож упал на пол. Красс почувствовал, как холод стискивает его горло, почувствовал, что падает назад в огромный холод. Он упал в холод, но уже ничего не знал, потому что все замерзало, замерзало…
Прошло несколько недель до того, как Синтию разоблачили как обманщицу в Рино, и прошёл почти месяц, прежде чем власти ворвались в резиденцию Красса.
Даже после проникновения в дом потребовалось пятнадцать минут предварительного обыска, прежде чем лейтенант Ли из отдела по расследованию убийств решил спустится в подвал.
Еще пятнадцать минут были проведены в безумных догадках и недоверчивых предположениях.
Именно тогда, и только тогда, Ли позвонил.
— Привет… этот Берк? Ли, Убойный отдел. Да… мы сейчас в доме. В подвале нашли тело, запертое в морозильной камере. Нет… это мужчина. Уолтер Красс. Его жена? Да… мы нашли её, все в порядке. Разрубленную на куски, которые лежат вокруг морозильника. Все, кроме её правой руки. Отсутствует? Нет, она не пропала. Она лежит наверху морозильника. Я сказал, что она находится наверху морозильной камеры, удерживая замок закрытым. Я не знаю, как вам это сказать… но похоже, что эта рука толкнула Уолтера Красса в морозильник, а затем заперла его!
ЧЕЛОВЕК, ГОВОРИВШИЙ ПРАВДУ
/совместно с Джимом Кьельгардом/
(The Man Who Told the Truth, 1946)
Перевод К. Луковкина
Когда Хартвуд вошел, ему показалось, что в комнате душно. Он решил, что так на него подействовал алкоголь в сочетании с закрытыми окнами. Но когда он распахнул окна, ничего не изменилось. Со всех сторон на него словно давил тяжелый груз.
Хартвуд сел на кровать, обхватив голову руками. По будильнику на комоде он заметил, что уже перевалило за два. Ему следовало быть в постели еще четыре часа назад. Если завтра наступит похмелье, и он это покажет, старый Бреннер повиснет у него на шее еще сильнее прежнего. Хартвуд попытался встать и не смог. Гораздо приятнее было сидеть на краю кровати, обхватив голову руками. Он мечтательно смотрел, как стрелки будильника передвинулись вперед еще на пять минут.
Затем Хартвуд резко поднял глаза, и в голове у него прояснилось. С воздухом в его комнате что-то было не так. Он ничего не видел, но чувствовал. Явная, ощутимая вибрация. Тяжесть. Это не было тяжестью в его голове, оно действовало извне. Сильное, невыносимое давление.
И затем… оно исчезло.
Да, именно так.
Ощущение гнетущей тяжести исчезло, как будто то, что вошло в атмосферу, постепенно приспосабливалось к местным условиям. Через несколько минут Хартвуд почувствовал себя легким, веселым, счастливым. Если бы он только мог быть таким все время, вместо того чтобы вкалывать по восемь часов в день у «Свази и Слоуна» за тридцать баксов в неделю! Он был рожден для лучших вещей, но у него никогда не было перерывов. Неудачник Хартвуд. Вот он кто. Никакой справедливости. Неудивительно, что в последнее время он пил все больше и больше. Но сейчас он чувствовал себя хорошо. Как будто у него было предчувствие; ощущение, что завтра все изменится к лучшему. Конечно, все это было сплошным надувательством. Завтра он вернется туда, где старый Бреннер сможет до него добраться.
Его босс, старый Бреннер, просто обожал ездить на нем. Хартвуд вынужден был признать, что боится старика. Этот старый краб мог уволить Хартвуда в любой момент, когда ему вздумается. Он знал это, и Хартвуд тоже знал. Хартвуд часто мечтал о том, что он сделает с Бреннером, если тот когда-нибудь окажется в его власти.
— Бреннер, — сказал он вслух, — грязная, вонючая крыса.
— Правильно, — сказал голос. — Верно на сто процентов.