Байбардин приостановился, чувствуя, как душит поднимающая злость на Пыльникова. «Ишь, домашние хозяева нашлись! Можно и похвалиться в случае чего: я передовой человек, рабочий класс — с железом дело имею! Оно, конечно, пыль-то металлическая не только на лоб, но и на душу сядет, загрязнит…
Подсобное хозяйство ему приготовь, зарплату хорошую выдай, на курорт пошли!.. И тоже в первую очередь… А производство кто будет обеспечивать?! Государство или мы — рабочие люди?
Пыльников никогда этого не поймет. Его ума и души хватает только на то, что входит в его дом! Эх! Жалкие люди! Разве можно с такой душой сталь варить?!»
Дежурный вахтер, проверяя пропуск, отдал честь Байбардину:
— Похудели вы… На фотографии-то повеселей! — и назвал мастера по имени и отчеству.
— Аппетита нет, — грустно пошутил Павел Михеевич и зашагал по пыльному асфальту заводского двора.
В лицо пахнуло жаром, горячим запахом расплавленного металла и генераторного газа, обдало шумом электромоторов, грохотом завалочных машин, гудением печей, лязгом разливочных кранов. Все было знакомо и приятно Байбардину в этой трудовой атмосфере. «Будто домой пришел», — подумал он и облегченно вздохнул.
В цеху он застал сменного мастера Шалина и начальника смены Чинникова, в раздумье стоявших у аварийной печи и смотревших на стальной безобразный козел. Подошел к ним. Шалин спросил:
— А ты почему тут? Время-то нерабочее.
Байбардин оглядел маленького, небритого Шалина. «Совсем стариком стал».
— А ты, Шалин, почему тут? И твое время уже нерабочее. Пришел, потому что душа болит.
— Вот и у нас болит, — кивнул Шалин в сторону инженера. — Чинников мотал головой, измеряя взглядом длину козла и считая подкрановые балки.
— Ну, что будем делать, Павел Михеевич? — вгляделся Чинников в Байбардина сквозь очки.
— Печь на ремонт — известное дело. Сначала — козла убрать. Металл разрезать, ломать тросами на части, грузить краном куски и переплавлять, — подсказал Байбардин.
Шалин покачал головой:
— Печь долго стоять будет — пустая!
Байбардин вздохнул:
— Суток двое повозиться придется…
— Неделю, — поправил Чинников. — Козла уберем быстро, а ремонт печи задержит.
— Может быть, все делать разом? — предложил Шалин.
— Иду составлять ремонтную бригаду. Будем работать одновременно. Завтра, — обратился Чинников к Байбардину, — с утра ты со своими сталеварами выходи на смену.
Байбардин хотел спросить: «Значит, нас не отстранили? Значит, мы будем сталь варить снова?» Но Чинников ушел.
— А премиальные с вас сняли! — засмеялся Шалин.
«Легко отделались! — порадовался Байбардин. — А Пыльников к суду приготовился…» — и нахмурился. Стало стыдно оттого, что пожалели.
Шалин заметил печаль на его лице, отвел мастера в сторону к лестничной площадке, где было темнее и не так жарко от мартеновских печей.
— Душа болит, Михеич? — спросил Шалин приглушенно.
— Оплошал. Ответ держать готов.
— Плохо. Бригада, наверное, в панику ударилась?
— Есть немного. Вот и я сам.
Шалин всматривался в полутьму разливочного пролета: там, у соседней печи вспыхивал свет пламени, колыхаясь мягко на железных опорах, во влажном воздухе.
— Ответ держать легко… — как бы сам себе сказал Шалин. Байбардин прислушался. — Беда невелика — поправить можно. А вот в панику зачем же? В сердце рабочего человека надолго оседает страх.
— Страх, это верно, — согласился Байбардин.
Мысль Шалина словно была его собственной, и ему стало легче.
— Плохо мы людей знаем. Не бережем. Хвалим много за парадные плавки, а уж ругаем за оплошность и того больше, не остановишь. Смотришь, человек уже и руки опустил.
— Да, да, — кивал Байбардин, сдерживая радость.
Шалин говорил о том же, о чем он сам думал много раз.
Павлу Михеевичу захотелось поделиться с ним своей семейной радостью. И когда Шалин, вздохнув, умолк и закурил папиросу, глубоко затягиваясь дымом, Байбардин заглянул ему в глаза и расправил усы:
— Вот мой сын… того… женится!
— Вот твой сын… — в тон мастеру растянул Шалин. — А каков он, твой сын, Павел Михеевич? Ты сам-то хорошо знаешь его? Какой он человек?
Байбардин ответил, что, по его мнению, на сына можно положиться и в жизни, и в работе.
— Я вот о чем, Павел Михеевич, — начал Шалин издалека. — Приходит, скажем, рабочий на смену. Что у него в это время на душе, какое настроение? Все у него где-то внутри. Попробуй расшифруй. Взял человек лопату, работает… Значит, хорошо! Так? — Шалин наклонился к лицу Байбардина, спросил: