Он раздражённо кивнул в сторону моста, на котором посланный им слуга встретился с человеком с той стороны. Они, не подходя друг к другу, шагов с пяти, о чём-то разговаривали. Слуга изредка показывал в нашу сторону. Его собеседник тоже ткнул рукой себе за спину. Из группы под знаменем вытащили, тоже со связанными за спиной руками, светловолосого крупного мужчину в дорогом красном кафтане.
Во, блин! Так это ж Петенька!
– И этот такой же! Головы нет — одна головка. Ну на кой ляд он к той бабёнке попёрся?! Что, в городе подстилок нет?! Ведь полный Кремль давалок! На любой вкус, на любой цвет! Только мигни — любая-всякая… Нет, понесло же! Вот же дал господь родственничков! Дурень с дурищей. Гонору да похоти — хоть погреба набивай! А как дело делать — одно безобразие с бестолковостью.
Монолог старшего Кучковича с личными характеристиками сестры и брата, явно не блистал новизной. Судя по монотонному голосу оратора. Но не пропускался мимо ушей. Судя по вздёрнутому носу и красным пятнам на щеках Софьи.
Якун отвлёкся на прибежавшего слугу, а Софья шагнула поближе ко мне и негромко, с вполне доброжелательной интонацией, скромно не поднимая глаз, сообщила:
– Жалко. Жалко — недовыспросила тебя. Был бы ты по-сговорчивее — сегодня уже бы в лежал-отдыхал. В сырой земле. Однако ж не беда: гора с горой не сходятся, а человек с человеком встречаются. Ты уж побереги себя. А то и попытать некого будет. Охота мне сильная узнать — кто ж про меня Андрею донёс.
– Верно Якун говорит — дыркой думаешь. Привыкла всё через причинное место… или через кнут с дыбой. Ты ж ведь от людей-то слыхивала: «Воеводе Всеволжскому» лжа Богородицей заборонена. Слышала, а не поняла. Могла ж просто спросить — солгать мне не можно.
– Вона как…
Она чуть отодвинулась, оценивающе осмотрела меня с ног до головы:
– Ну. Спрашиваю. Кто Андрею рассказал?
– Ну. Отвечаю. Я.
Она мгновение не поняла. Потом отшатнулась. Лицо её исказилось злобой. Лютой. Так бы и вцепилась. Закусала бы тут же, да люди вокруг. Зашипела мне в лицо:
– Ты… Я тебя… Я из тебя… Я тебя найду…
– Завсегда с удовольствием. Ты уж найди, расстарайся. Побереги себя. И дырку свою. Тётушка.
Стражники снова подхватили меня под руки, быстренько стащили вниз к воротам. Больше меня уже не утыкали носом в пол — вели пристойно, под «белы рученьки», «с гордо поднятой головой».
Посад был пуст. Печи не дымят, люди не ходят. Испугались, насмешники. Всё то посадское быдло, которое хихикало и хохотало, когда меня, битого, замученного, с замотанной головой и босыми, разбитыми в кровь ногами, тащили несколько дней назад по этой щебёночной дороге в гору от пристани в город, а я падал и сдирал кожу на коленях — струхнуло и сбежало. Попрятались за крепостную стену. Только кое-где взбрёхивали, в пустых, тихих дворах — собаки.
Мы свернули вправо. Наплавной, из тесин на нескольких лодках, мост. Перед ним все остановились, подождали, пока с другой стороны не подойдёт аналогичная компания. Петенька на той стороне начал громко возмущаться. Его сшибли, поставили на колени. Меня наши — тут же симметрично.
«Наши»?! Обслуга Кучковичей, которые меня столько мучили, стражники, которые всё это… Московское гадство охраняют и берегут — «наши»?! «Они не ведают, что творят»… Кто не ведает? Вот эта гадина бородатая, которая меня подтоком под колено ударила? Руки мне выворачивает? На плечи давит?
«Аз — воздам». «По делам — вашим». И «нашим», и «не-нашим».
На той стороне четверо воинов построились коробочкой. Двое передних — со щитами и опущенными копьями, двое держат под связанные руки Петеньку. Четверо здешних повторили манёвр со мной в середине. И обе группы, напряжённые как прямая кишка при трёхдневном запоре, потопали друг другу навстречу, ловя каждое движение противной стороны. Остановились друг против друга. На расстоянии удара копьём. Почти рядом. Почти нос к носу. Постояли. Покомандовали друг другу:
– Давайте. Выпускайте.
– Не. Вы давайте. Первыми.
Высказали разных слов. Сами себе, негромко, под нос. Меня крепко держали сзади за руки. Передняя пара — щитоносцы разошлись в стороны. Потом, тщательно контролируя друг друга, подняли копья вверх. Потом меня толкнули в спину. И тут же остановили, поймав за ворот. Потом снова подтолкнули. И одновременно мне навстречу ломанулся, как молодой бычок, Петенька. Тоже — со связанными за спиной руками. Я сообразил чуть повернуться, он чуть шарахнулся в сторону, копейщик, сбиваемый с моста, ахнул… Но не упал. А я уже был среди своих. Своих?! Какие у меня здесь свои?!