Какое удивительное совпадение! Полный… гармонизм! Одно из очень немногих замощённых булыжником в «Святой Руси» место. И на нём единственный, не побоюсь этого слова, пролетарий. Именно с вот такой классово-осознаваемой само-идентификацией. В боевом прикиде и настроении.
Выковырял каменюку топором. И — заелдырил. Успешно. Наповал.
– Господин новое оружие показал! Берём камни и…
Столько радости и энтузиазма в голосе!
– Авундий! Ты ли это?!
– Я, господине. А тут все наши. А там вон, Фанг режется. Мы только-только подошли. Сейчас добьём ворогов и поговорить можно будет.
Насчёт «сейчас» он несколько погорячился. Местные дрались крепко. Но опыта пролетариата у них не было.
Если серьёзно, то надо понимать, что здешние крепостицы рассчитаны на оборону снаружи. Бой внутри… здесь почти нет каменных строений, как в городах Европы, где почти каждый дом может долго обороняться. Здесь довольно широкие улицы. Потому что пожары не дают строить «окно в окно». А перегородили защитники улицу — атакующие могут и дворами пройти. И, конечно, огонь. Потушить пожар в ходе боя… Так, лютыми пожарами, выжигали восставшую Москву поляки.
Ещё мелочь: Кастусь сразу послал отряды по стенам к воротам. Понятно, что убежать из города можно — съехал по верёвке со стены в любом месте и — ходу. На четвереньках в глубокой темноте рвов — далеко можно убежать. А вот войти в город… Толпы посадских мужиков, кинувшихся на звук набата к городским стенам, потолкались у ворот под копьями и стрелами литваков и отвалили.
Внутри… двукратное численное преимущество. С учётом разницы в вооружении, обученности и свежей опытности — четырёхкратное. Попытки организовать сопротивление… были. Безрезультатные. Тем более… Петенька в какой-то момент рванул из схватки к крыльцу — получил топором в спину. Якуна — умный мужик, но дурак — прикололи в бочке для дождевой воды, где он спрятаться надумал.
Слазил я в подземелья, нашёл того умника, который мне с похмелюги кнут прописал. Узнал у него, где вещички мои сложены и… избавил мир от одного похмелиста.
Я всегда говорил: «если вы знаете, что завтра к вам придёт похмелье — не ночуйте дома».
Тут бежит Авундий:
– Боярич! Горим! Уходим!
Выскочили во двор — красота! Вид, звук, краски… Я — пироман? — Ну, как всякий нормальный человек — люблю смотреть на огонь. А тут…! Я уже говорил: боярский терем — как костёр поставленный. А тут «поставленный» — да ещё и запаленный! Опять же — «дом врагов моих»… Р-роскошно!
Ни одного «она» в сером сюртуке. И «пропасть стыда» — не наблюдается. А так — всё правильно.
Кастусь — умница. Не стал ждать рассвета — «на свету они очухаются». Погнал сотню бойцов к Москворецкой пристани. Там посад закрылся. Частокол у них. Можно, конечно… Но лодочки-то на берегу! Парочка даже с товаром. А вёсел мы и в здешних домах набрали. Посадские за Неглинной… они наплавной мост обрубили. Тоже решаемо. Но лезть туда… ночью, в воду… Ну их.
Я уходил из Москвы в одной из последних лодок. Светало. В предрассветном полусвете начинающегося жаркого майского дня горел Московский Кремль. Точнее: Кучковский кремник. Свежий ветерок от реки раздувал огонь, и по всей линии от Чешских ворот до Боровицкой башни стояла стена пламени. За ней тоже горело, подымались высокие столбы дыма из района боярской усадьбы и торговой площади. Лениво догорал «мокрый», левобережный по Неглинке, посад.
Над частоколом правобережного торчали головы тамошних жителей. Уныло наблюдавших за весёлыми литваками, выпихивающими их лодочки в реку. Лодки лежали на берегу, и Кастусь, по моему совету, велел избавить местных жителей от этого вида движимого имущества. Часть — взяли себе, в нескольких — прорубили дно, остальные… «Плыла, качалась лодочка…».
Ценный опыт, полученный мною от новгородских ушкуйников, получил новую имплементацию: грабёж должен завершаться уничтожением транспортных средств. Чтобы ответка не прилетела.
Нижний посад, также… обезтранспортенный, попытался возражать — там лодейщиков больше. Но на вылазку они не пошли. А кричать да кидать с забора… Закинули им десяток факелов за частокол, они и перестали возражать — делом занялись. Пока их плав. средства… «Вниз да по речке…». Интересно, а до моего Всеволжска донесёт? Не думаю — чтобы у нас, на «Святой Руси», что-нибудь полезное… У нас каждая речка — Тибр. А каждый городок — Пиза.