В первой жизни я так с людьми не разговаривал. Так там же люди были! А здесь-то — челядь. Привычная к вятшести, статусу, гонору. Э-эх, набрал Лазарь… челядинцев.
Нормальный боярин тянет себе слуг из вотчины. Там у них и родня, и имение кое-какое. А тут-то… набродь городская. Люди случайные, толком не проверенные. Надо будет слуг Лазарю из Всеволжска прислать. Своих марийцев. Они, конечно, по городским делам — пни лесные. Но зато — мои. А этих — туда. На трудовые подвиги. Там и поглядим.
– Ваня, а князь… ну… что ты его гонца…
После сегодняшнего разговора с Андреем… мне надо сильно гадкую гадость сделать, чтобы его отношение ко мне ещё больше переменилось.
– Ты про князя Андрея главное помни: «Он всегда к расправе и распорядку готов, для того мало спит, но много книг читает, и в советах и в расправе земской с вельможи упражняется, и детей своих прилежно тому учит, сказуя им, что честь и польза государева состоит в правосудии, расправе и храбрости».
Эти слова Татищева о Боголюбском я сегодня с утра кожей ощутил. В части близости расправы. Теперь понадеюсь на его правосудие.
Надежда — оправдалась. Едва заседлали коней, как в закрытые, было, ворота — сильно, но уместно постучали: «Княжий гонец! Отворяй».
Гонец был… качественный. И в смысле возраста, и по одежде, и конь добрый. А в глубине улицы был виден десяток гридней в боевом прикиде. Типа: на всякий случай. Ежели вдруг не просто дурак, а — с замыслом.
– Князь Суждальский Андрей Юрьевич изволит поджидать Воеводу Всеволжского Ивана Акимовича у городской пристани. Нынче.
Во блин! А у меня и из ума вон! Как пришли на двор, я велел послать сказать, чтобы ребятки лодочку переставили к пристанским воротам. И пошла моя «Белая ласточка» мимо всего города, мимо всех стрельниц замковых. Весь город на нашу «каланчу плавающую» подивился. Теперь у «Клязьменских» ворот народу…!
– По коням!
Выскочили к «перекрёстку трёх дорог от трёх ворот» и под мост. Хорошо, что у Лазаря только один приличный жеребец в хозяйстве — вот пусть сам на нём… вольтижирует. Потому что в овраге спускаться среди толп телег и дурней с разинутыми ртами…
Только сунулись в ворота городские на выход, а оттуда…
Звуки неслыханные! Львы рыкают! Откуда на Клязьме львы?! Их же ещё 15 тысяч лет назад последним обледенением…! Лошади чуть на дыбы не встали. С той стороны ворот — суетня и крики испуганные. А я никак не могу тезаурус с компендиумом к консенсусу привести: похоже на рычание большого зверя. Почему-то мне в том рыке слышатся не дикая злоба голодного крупного хищника, а родные матерные нотки… Ещё один «Зверь Лютый» нарисовался? Или у нас и львы африканские ненормативной лексикой пользуются? «Святая Русь» навеяла?
Тут снаружи вопли раздались громче и народ густо повалил внутрь. Я — коньку по рёбрам пятками и, толкая, топча людей — наружу.
Мда… Я уже говорил, что Ивашка-попадашка — глаз урагана и ядро циклона? И что это — заразно? Во-от…
В двадцати шагах от уреза воды стоит моя «Белая ласточка» с неубранными парусами. Перед её носом в воде боком на мелководье лежит какая-то полузатопленная лодчёнка. Чуть левее на берегу — толпа возбуждённого народа с разными рубящими, колющими… и просто — под руку попавшимися предметами ударного действия. На носу швертбота стоит абсолютно голый Салман, крутит по сторонам своей характерной черепушкой типа «луковка теремная», и, глядя в береговую толпу, старательно произносит «Чи-и-из!», неестественно оттопыривая губы для полноты восприятия всех его девяносто шести… хотя реально — там меньше, и не все в ряд. Потом быстренько так хлопает себя по щекам несколько раз, приседает в растопырку и нежно-многозначительно говорит: «Ку-у-у».
Народ бледнеет, некоторые — роняют, кое-кто — линяет. И с лица, и с берега. Тут с кокпита высовывается маленькая фигурка и орёт. Басом. По-львиному. Матерно. Но слов не разобрать. Отчего ещё… выразительнее. Чувствуется, что посылают. Со всей твоей подробной автобиографией. Но вот куда именно… — направление не идентифицируются.
От этого зверского рёва кони группки всадников справа от ворот, осаживают задом, прядают ушами и вообще — ведут себя непристойно. Конская группа чуть сдаёт назад, к стене речного обрыва, и я вижу: впереди, на соловом жеребце сидит князь Андрей. Сидит — как влитой. Конь под ним — даже копытами не переступает.
О кавалерийском таланте Боголюбского, редкий случай чтобы про кого из князей об этом писали, в летописи есть упоминания. В одной из битв за Киев с Изей Блескучим, Андрей, во главе своих половцев, первым ворвался в строй противника. Конь его был ранен в ноздри, отчего начал сильно метаться. Однако Андрей коня успокоил и продолжил рубку.