Ныне, в силу моего положения на Стрелке, на краю, даже — за краем «Святой Руси», мне общерусские тенденции — не указ. Мои корабли будут возить мои товары от Всеволжска до портовых городов Табаристана за Каспием.
Каждый год между устьем Волги и южным Каспием в эту эпоху проходит 400 кораблей. И — ни одного русского. А мои — будут!
«Ванька-талассакрат»? — Да хоть горшком назови!
«Мои» — потому что платить перекупщикам и чужим корабельщикам — накладно. Зависеть — опасно.
Проще: не оптимально. Я — эксперт или где?! — Будет повод — оптимизнём.
А как же чужие обычаи, люди, народы, земли, власти? «Чужая сторона»?
— А какая мне разница? Мне здесь «забыться» — нигде нельзя. Я здесь, во всяком дому — чуженин. Нелюдь я, попандопуло. Мне здесь всё чужое. И народ у меня такой же — «десять тысяч всякой сволочи». Нам любая земля — «чужая сторонка». Где — добром поговорим, где — морды своротим, а где — и огнём пройдём. «Мы — пскопские, мы — прорвёмся». Ну, или там — «стрелочные».
Это был первый раз. Впервые я говорил и думал не о конкретном куске земли у меня под ногами, даже не о Святой Руси, как о единой сущности, но и об окружении её. О морях. О путях-дорогах дальних, незнаемых.
Всё это было в те поры — вовсе не «забота наипервейшая». Поливы Горшени или варка стекла — куда более интересные и насущные занятия. Но часто, решая мелкую задачу, вроде: «сбегать к Боголюбскому по-быстрому», я продумывал, а иной раз — просто предчувствовал, другие, более объёмные и важные применения полученной возможности. Потому как в первой моей жизни сходные мелочи бывали частицами больших, даже и на весь мир, дел.
Глава 403
– Завтра приходи к заутрене. Поговорим о нуждах твоих.
Андрей сошёл с лодки, забрался на подведённого коня, утвердился в седле, приказал поставить стражу к «Ласточке». И велит мне явиться утром. Я — не против. Наоборот — очень даже: списочек «сильно потребного» надо внимательно обсудить. Но есть деталька…
– Прости, княже, на заутреню — не приду.
Оп-па. Говорить Боголюбскому «нет»… Ропот немалого количества присутствующего народа вокруг — стих мгновенно. Андрей, не отрывая взгляда от моих глаз, дёрнул туда-сюда рукоять нагайки в кулаке.
– А что ж так? Или церковка моя не хороша?
– То-то и оно, что поставлена тобой — раскрасавица белокаменная. Смотрю и плачу. Текут слёзы горючие по лицу моему. От красоты несказанной. И от невозможности внутрь войти, порадоваться. Ибо запрещено мне, после боя в Мологе на «божьем поле», к церкви христовой приобщение.
– Ишь ты… Так тебя и отпевать нельзя? На освященном кладбище — не похоронить? И как же ты?
– Верно говоришь, княже. Нельзя. Придётся мне, хошь — не хошь, а ещё 17 лет по свету белому походить, землю божию потоптать. Как бы кому — иного не хотелось. А уж потом… По милости Пресвятой Девы Марии свет Иоакимовны.
Князь кивнул каким-то своим мыслям и поехал в сторону ворот. Решил, что именно из-за этого запрета ему никак не получается меня на плаху уложить? Пять «подходов к снаряду» — и всё попусту. Богородица для кошерного отпевания бережёт? — Хорошее обоснование, православное.
Следом потянулась и свита. У ворот он на меня внимательно оглянулся.
Что-то у него в мозгу происходит. Как бы в сатанизме не обвинил. Тут никакой логикой не прошибёшь, Андрей — человек истинно верующий. Вот он увидел несколько странных вещей моего производства. Не одну-две-три — много. Завтра надо будет подарки отнести. Там тоже… небывальщины-невидальщины. И что он подумает?
Как известно, отличить изделие Сатаны от изделия Господа — по результату невозможно.
«И все-же, отче, как понять границу, грань между чудом Божьим и сатанинским? Если бы в дом Лазаря допрежь Иисуса пришел жрец халдейский, и сказал бы: „Встань и иди!“ и встал бы Лазарь, и пошел, — как мы расценили бы чудо сие?
— Как бесовское наваждение.
— Наваждение рассеиваться должно в свой срок — не от крика петушиного, так от молитвы искренней… А если бы не рассеялось? Если Лазарь так бы живым и остался?
— Значит, случилось бы чудо — не знак Божий, но искушение диавольское. Ибо каждому человеку свой срок на земле положен, а мертвых подымать лишь Сыну Божьему дозволено…
— То есть, глядя на результат чуда: встретив на дороге Лазаря, коего вчера мертвым видели, — не можем мы сказать, от Бога или Сатаны оно? Не важно, ЧТО сотворено — важно КЕМ и ЧЬИМ ИМЕНЕМ?».