***
У ситха удалось выторговать не два — целых три дня. Он, конечно, изгалялся, как только мог, и Оби-Вану стоило огромного труда удержаться от слишком искренней реакции — но подождать согласился. Казалось, ему не так важно было убивать несчастных поселян, как дождаться всё-таки своего ненавистного недоубийцу. Чувство нереальности происходящего было похоже на шум в ушах после того, как вынырнешь после долгого погружения: вроде, и слышно всё, но словно через какую-то завесу. Так и сейчас: и ситх, и его телохранитель, и сам Кеноби, несомненно, были реальны — но их слова и поступки были абсурдны, неуместны в настоящем мире, словно их написал бездарный сценарист.
Утешало одно: канцлер и его люди понимали не больше, чем он, и так же терялись в догадках.
— Энакин живёт с Падме, — говорил он магистру-координатору.
Тот кивал, глаза его бегали по незримым строкам сообщений и отчётов, губы шевелились, отдавая неслышимые приказы. Он весь был там, в горячке боя, где рвутся корабли и горят хрупкие людские жизни. Зачем ему слушать глупого молодого мастера, не умеющего сладить даже с собственным единственным учеником? Но он слушал, внимательно и сочувственно, как кореллианский жрец слушает пришедшего к нему грешника. Иногда даже отвечал.
— Она хорошая женщина, мне жаль, что она связалась с моим дураком. Но она политик, и мне жаль, что мой дурак связался с ней. И это при том, что мне стоило бы волноваться о кодексе и его нарушении, о тёмной стороне, а не о том, что они из разных миров, и так же легко, как их пути свело войной, их пути разведёт миром.
— Разве Энакин стал более жестоким с тех пор, как они вместе? Или у него проснулась тяга к убийствам и пыткам?
— Нет, но... магистр-отшельник, он ведь убьёт, он запытает, он что угодно сделает, если в этом будет шанс на спасение, хоть малейший, а она будет в опасности!
— Как все ученики Йоды, ты выбираешь худший вариант и боишься его, забыв две вещи: что есть другие и что страх ведёт на тёмную сторону. Не только того, кто боится. Часто и тех, за кого боятся — тоже. Нет, это не парадоксы. Это правда жизни. Выбрав худшее, вы с упорством свидетелей Дженовы дожидаетесь его свершения, этим упорством подталкивая своих жертв к предательству, к жестокости, к убийствам... и, конечно, не разочаровываетесь.
Оби-Ван промолчал: он не умел возражать, когда магистр критиковал Орден. В его словах было многовато правды, хотя и поданной под таким углом, что она была вреднее всякой лжи. Он выворачивал факты наизнанку, ставил мир с ног на голову — но выходило точнее, вернее, очевиднее прежнего. В этом он походил на учителя Квай-Гона... интересно, они общались? Как-то ни разу не доходили руки спросить.
— Двое любят друг друга — что из этого может получиться? — продолжал тот, отдав очередной приказ (пальцы плели несуществующую паутину). — Ответов масса: семья, мимолётное приятное времяпровождение, трагедия, комедия, вечность на двоих, всё не перечислить! Что выбирает Йода и его ученики? Падение в бездну. И получают — неизменно — если не падение, то клейкие сети лжи, поломанные судьбы, исковерканные души, пожизненный приговор: лицемерие или смерть.
Это был удар по нему самому, и Оби-Ван не мог не парировать:
— Нельзя отдать себя кому-то одному и при этом оставаться защитником всех. Наше сердце должно быть свободно от привязанностей, чтобы быть заполненным сочувствием и состраданием.
— Мёртвые слова! — тот резко ударил ладонью по подлокотнику. — Твоё, твоё лично, Оби-Ван, сердце — оно свободно?! Или оно мало что забито дорогими тебе людьми под завязку, так ещё и пытается вместить ненужное чувство вины и тот домкрат, которым ты этих людей выбрасываешь вон?
— Дорогими мне людьми?
— Да. Разве ты не любишь своего ученика? Разве ты не любишь покойного учителя? Разве не тревожишься о сенаторе Амидале? Разве не поминаешь меня часто, то добрым словом, то не очень? Не замечаешь, что тот магистр стал заметно прихрамывать, а эта мастер заработала одышку, а падаван, который вечно занимает твой терминал, почему-то не пришёл? Или ты дожил до седых волос, но так и не усвоил, что любовь — это не обжимашки по углам и не беспорядочная копуляция?!
Ярость в его голосе была не только слышимой — она ощущалась тяжелым гулом Силы в ушах, дрожью воздуха, покалыванием в кончиках пальцев. Но в ней не было того, что Оби-Ван помнил по встречам с Дуку и с тем, другим ситхом. Только чистое, неразбавленное пламя, свет, разрывающий всякую тьму, плавящий зло, как огонь плавит воск. И возражать этому горению было невозможно. Но вот оно стихло, а магистр продолжил:
— Привязанность. Вечное пугало Йоды. «Отдавший жизнь одному, не сможет положить её за всех и вся», так он говорит. Ну, или «Одному жизнь отдавший, за всех и вся положить не сможет её, дамм», так, да? Клон никому не принадлежит, даже самому себе. Но скажи, могут ли они положить жизнь за что-то, кроме приказа? Пожертвовать собой просто так, по движению души, по зову Силы?
— Нет, — признал Оби-Ван.
— Нет, — согласился магистр. — И никто, вовсе лишённый привязанностей, не сможет. Ведь даже буква кодекса, которую так блюдёт мастер Вайтвор, даже она — привязанность. Даже Орден. И, как учит добрый мастер Йода, ради этой привязанности эти злостные грешники готовы пожертвовать всем, всё положить на её алтарь, всех растоптать. Убьют, запытают, что угодно сделают. Не так ли?