_____________________________________________________________
[1] Психологическое явление, одна из эвристик (шаблонов мышления), частный случай эвристики доступности; вкратце её можно описать так: человек считает связанными между собой те события, которые ему легче мысленно совместить. Например, человек в хорошем костюме чаще будет сочтён богатым и успешным, красивая женщина — замужней. Действует оно и шире: например, каждый учебник содержит пример с незнакомцем, тёмным переулком, мини-юбкой и изнасилованием или смертью в автокатастрофе и алкогольным опьянением. Эвристика связанности (как и прочие эвристики) часто ведёт к ошибочным выводам: например, на самом деле по меньшей мере 85% изнасилований совершается в помещении, например, на квартире, и хорошо знакомыми жертве людьми, с трезвостью и смертью на дороге процент поменьше, но тоже заметный.
Глава седьмая: Седаторы и детонаты
Речь генерала Скайвокера в Сенате была встречена неоднозначно. Отцам и матерям[1] понравился текст, исполнение они сочли терпимым, но внешность докладчика совершенно никуда не годилась. Ни бланш под глазом, ни разбитая губа. А Скайвокер читал по памяти дурацкий текст Вайтвора и смотрел на сенаторов.
Несистемная оппозиция, сенатор Джейс от Тайферры. Он будет против чего угодно, что поддерживает большинство. Раньше с ним блокировался Кшизор от Фоллина, но теперь Кшизор — капитан республиканских ВС[2] и сражается на передовой, так что приходится сенатору Джейсу справляться в одиночку.
Лоялисты. У Органы синяки под глазами и чуть дёргается губа, Бана Бриму где-то раздобыла ещё более открытое платье, чем было на ней в прошлый раз, Аск Аак заранее готов апплодировать, Орн Фри Таа тишком лапает секретаршу, малявка с Чандрилы просто спит заживо.
А вот старая карга с Камино смотрит в оба глаза и слушает в оба уха. Ещё бы! От хода войны зависит размер выплат её фабрикам!
Зевает Арис Галлий с Кореллии, перебирает бумаги рыжая кодру-джи Саура, Джа-Джа Бинкс ловит убежавший микрофон...
Им всем нет дела до доклада. Шум посторонних разговоров потихоньку нарастает, чтобы вызвать страшное заклятье: вот-вот Мас Амедда возгласит:
— Регламент! — и наложит колдовскую печать на уста всех, кроме докладчика.
И тогда Слай Мур чуть-чуть улыбнётся.
Чародейские силы Амедды Энакин обнаружил еще четырнадцать лет назад. Тогда же он объяснил их себе длинным посохом в его руке: не иначе, волшебным. Амедда выслушал гипотезу, посмеялся и рассказал, что когда-то жил-был чагрианин, все слова которого сбывались. Если в общих чертах, то он плохо кончил.
Примерно тогда же Энакин опытным путём выяснил, что у сенатора Джейса коса не накладная, а Слай Мур умеет не только улыбаться, но и смеяться в голос. А потом он выяснил, что Арен больно дерётся и считает его угрозой спокойствию третьего порядка. Угрозой первого порядка он считал террористов.
Энакин не умел благоговеть перед Сенатом: он вырос между приёмной канцлера и бесконечными заданиями, на которых услышанное в приёмных приходилось применять на практике. Обычно забавными методами. Агрессивные переговоры, всё такое.
А канцлер всегда говорил: «Нельзя благоговеть перед тем, кого знаешь».
***
Впрочем, гораздо больше, чем из личного мимолётного общения Энакин почерпнул из инфосека — текстовой части ГолоНета, которую каждое новое поколение политиков грозилось совершенно освободить от цензуры, но так этого и не сделало — по соображениям банального самосохранения. Если и под пристальным присмотром специального сенатского комитета инфосек оставался рассадником странных культов, терроризма и удивительных взглядов, то каков же он стал бы вовсе без присмотра?
В основном инфосек делился на три части: первую, не самую крупную, но самую заметную, брали себе умничающие политиканы, подозревающие друг друга в получении зарплаты от Сената, конфеток, джедаев и даже (чем яв не шутит?) давно покойных и вечно живых ситхов; вторая оставалась тихим домохозяевам обоих полов и всех биологических видов, подробно (но несколько нудно) повествовавшим о своей жизни. Наконец, третья, всеобъемлющая и неистребимая, часть принадлежала "лоли-родианкам", "генералам республиканской армии", героям популярных франшиз и чёрт знает кому ещё, игравшим в любовь, заговоры, запретные чувства и прочие столь любимые Омаром Беренко мотивы.
Эти были, в отличие от первых, видимо безобидны; впрочем, по словам Навары, все, хоть сколько-то связанные с расследовательской деятельностью, этих фантазёров ненавидели — и правильно. Попробуй найди среди сотен "крававых преступникав", "страсных педофилав" и прочих удивительных особей ту единственную, которая относит себя не к третьей, а ко второй категории...
Был в этом круговороте букв, цифер и коротких малоинформативных голороликов и дневник самого канцлера. Энакин нашёл его случайно и потом несколько месяцев убил на то, чтобы вскрыть множество закрытых записей в самом начале. Вскрыл. Разочарование своё он помнил до сих пор: ожидая увидеть какие-нибудь, пусть даже не очень коварные, но очень тайные, политические планы, он получил бесконечное количество занудного нытья и стопку не самых удачных стихов. Впрочем, это было простительно: всесильный Палпатин начал вести дневник в четырнадцать лет.
Сила...
Лёд травы и пламя скал,
Сила...
Страсть и стылость, штиль и шквал -
Сила...
Я один тебя познал,
Сила!![3]
Да, из этих стихов вышел бы недурной компроматик...