Анна все больше убеждалась, что женщине не место на фронте, что на женских плечах и так лежит огромная ноша повседневных забот, вполне соизмеримая с участием в военных действиях. Нет, она бы вовсе не назвала жизнь казаков легкой, люди здесь испокон веков выживали за счет тяжелого каждодневного труда.
Им просто некогда было думать об идеях справедливости, братства и всеобщего равенства, когда нужно сеять хлеб, ухаживать за скотиной, собирать урожай и растить детей.
Благополучие семей достигалось лишь их собственными усилиями и все, что они наживали, было нажито потом и кровью. В подобных условиях просто невозможно расточать комплименты, читать стихи и обсуждать философские течения.
Нынче, Анна могла понять и истоки их необузданной, быть может, чрезмерной жестокости. На протяжении нескольких веков казаки защищали границы Империи от посягательств врагов. В любой момент готовые взяться за оружие, они не задумываясь убивали и проливали кровь, вставая на защиту своей земли, семьи, куреня.
Но понять — не значит принять. Сможет ли она это принять? Ответа на этот вопрос Анна не знала, но так же, она убедилась в том, что далеко не все жители Обдонья являются звероподобными чудовищами, которыми когда-то пугал отец.
Соседи Мелеховы казались Анне добросердечными людьми, они проявили к ней доброту и участие. Дуняша отдала ей кое-какую одежду, а сноха Григория, жена его брата Петра — Дарья подарила бусы из бисера.
А еще они помогли ей отправить весточку матери о том, что она жива и находится на хуторе Татарском. Вряд ли мать могла ей чем-нибудь помочь, но она должна была знать, что ее дочь жива и здорова. Да и сама мысль о работе на фабрике Анну не радовала. Уже не радовала. А частные уроки теперь стали никому не нужны.
Аникей с Евдокией обращались с ней ласково, даже хвалили за усердие в работе, за то, что быстро учится.
Когда, в очередное утро Анна, покормив скотину, собиралась идти завтракать ее окликнула Дарья:
— Эй, соседушка! Анюта!
— Здарово заревали, Даша, — улыбнувшись, поприветствовала ее Анна. — Я правильно сказала?
— Ага. Слава Богу.
— Что у вас слышно? Есть ли… новости? — спросила Анна.
— А какие такие новости? — Дарья кокетливо поправила завиток у виска. — Али Гришку ждешь? Что, в сердце запал? — усмехнулась она.
— Нет, конечно нет, — опустила глаза Анна. — Я просто хотела поблагодарить его за проявленную ко мне доброту.
— Успеется ишо. А об Гришке зазря не думай. У него вон Наталья, да ишо и энта… Аникушка-то как на тебя глядит, кубыть живьем бы съел! — лукаво подмигнула Дарья.
— Ну что ты, Даша, — нахмурилась Анна. — Аникей Андрианович тоже женат и любит Евдокию Степановну.
— Аникей Андрианович? — расхохоталась Дарья. — Эка важная птица! А кохать и двух можно.
Смутившись от слов Дарьи и быстро попрощавшись с ней, Анна поспешила в курень.
***
— Добре стряпаешь, Нюра. — Кладя деревянную ложку на стол, улыбнулся Анне Аникей.
— Благодарю, Аникей Андрианович. — Уголки ее губ чуть тронула ответная улыбка. — Когда отец был еще жив, мы держали кухарку. А вот после его смерти пришлось научиться. — Анна и сама не знала, зачем так разоткровенничалась с хозяином.
Вероятно, ему не было до этого никакого дела. Но Аникей слушал внимательно, встав из-за стола, он подошел к ней, вгляделся в ее темные глаза:
— Глаза-то у тебя как омуты. Нонче припомнил, где их ранее видал. Мы с односумами по степи ехали; гляжу, а там в ковыле девчонка сидит, сама темненькая и глаза чернющие. Они мне в душу запали, да ты была дюже мала. Не то посватался бы! — рассмеялся Аникей. — Я без жены ишо был.
— К кому посватался бы? Ко мне? — Анну тоже начал душить смех.
Она вспомнила, как ездила с отцом в станицу, как лежала в мягких шелковых облаках ковыля, вспомнила проезжавших мимо казаков, пристальный взгляд серых глаз, заставивший сердце биться быстрее. А оказалось, что это и был ее нынешний хозяин.
Анна живо представила себе, что бы сказал отец, если бы казак пришел к нему ее сватать. Его, вероятнее всего, чуть не хватил бы удар. Счастье, что она была еще слишком мала для подобного предложения. В тот день отец очень испугался за нее, он будто бы что-то предчувствовал и оказался прав.
Подумав об этом, Анна устыдилась своего смеха. Она уже готова была чуть ли не разрыдаться от стыда, но неожиданно почувствовала, как Аникей сжал ее в крепких объятиях, коснулся губами щеки, приник к ее губам, настойчиво приоткрывая их, вовлекая в долгий жаркий поцелуй.