За всю жизнь Анна целовалась всего пару раз — с Ильей Бунчуком, но он целовал осторожно и нежно, а Аникей вкладывал в поцелуй всю свою страсть. У нее закружилась голова, по телу разлилась сладкая истома. Желания сопротивляться не было, и лишь мысль о том, что в любой момент может войти Евдокия заставила Анну отпрянуть, разорвав порочный поцелуй.
— Не надо… Пожалуйста. — Она поднесла руку к горящим губам, на щеках выступили алые пятна. — Евдокия Степановна может увидеть.
— Нехай видит. Она знает.
— Что знает? — удивленно спросила Анна.
— Что ты мне люба. Я вас двух дюже люблю. — Аникей вновь притянул ее к себе, обнял, нежно погладил по черным, собранным в узел волосам. — Видать, судьба не зря ко мне привела.
— Поздно, — грустно улыбнулась Анна, высвобождаясь из его объятий. — Ты женат. Ты уж не взыщи, Аникей Андрианович.
— Не кличь так больше. А что женат, не беда. Вместе уживемся. Дуня к тебе, как к родной прикипела.
— Что ты такое говоришь? — покачала головой Анна. — Не стыдно тебе, казак?
— Не стыдно, ягодка. Не стыдно, милая. Коли любишь, чего стыдиться? — Аникей взял ее руку в свою, прижался к ней губами.
В ответ Анна провела рукой по его кудрявому чубу, пригладила, и опустив глаза, выбежала на баз.
***
— Идем шибче, Анюта. Идем же, небось. — Приобняв Анну за плечи, Дуняша вывела ее за калитку, на проселочную дорогу.
Остановившись в нерешительности, Анна сжимала в руках белую вышитую утирку — носовой платочек, подаренный Евдокией. Она не могла поверить, что давняя мечта наконец-то осуществится и она сможет искупаться в Дону.
Дуняша и Дарья упросили Аникея отпустить Анну с ними на реку, клятвенно пообещав за ней присмотреть. Хотя даже без особого присмотра Анна вряд ли бы куда-нибудь ушла, так как совершенно не ориентировалась на хуторе и не имела денег. Да и идти ей было, скорее всего, уже некуда.
Анна ждала ответного известия от матери. Но его не было. Значило ли это, что письмо не дошло? Либо мать больше не желала иметь ничего общего с дочерью, опозоренной пленом? Думать об этом было тяжело, и Анна предпочитала не думать, а принимать жизнь такой, какая она есть. Выдержать все испытания, которые она посылает, и насладиться всеми радостями, которые жизнь все еще может предложить.
Когда они пришли к привольно раскинувшемуся Дону, Анна с замиранием сердца подошла к кромке прохладной утренней воды. Присев на корточки, она зачерпнула ее руками, омыла потемневшее от солнца лицо.
Каждый раз, когда они с отцом приезжали в станицу, Анна просила отвести ее к Дону, чтобы просто посмотреть на его течение и помочить руки. Но отец всякий раз отказывался. И только когда произошло то, чего от так боялся, она наконец-то могла позволить себе нарушить его запрет. Мысль об этом заставила горько улыбнуться, по щеке невольно скатилась слеза.
— Эй, ты чего энто, Анюта? — Дарья подошла к ней и своей грубой ладонью стерла слезу с ее щеки. — Не крушись, глянь, какой рассвет.
— Ничего, Даша. Это я так. — Улыбнулась Анна и посмотрела на небо.
Золотистое солнце, поднимающееся над Обдоньем, окрасило небо пурпурно-розовым цветом, вдалеке виднелись черные точки птичьих стай.
Впервые за долгое время Анна почувствовала себя по-настоящему счастливой, будто все пережитые невзгоды остались позади. Хотя будущее по-прежнему представало перед ней туманным и неопределенным, сейчас она хотела жить лишь этим единственным мигом, даже если он больше никогда не повторится.
— Не думала, что когда-нибудь стану встречать рассвет над Доном. Папе бы тоже понравилась эта красота… Жаль, что он не видит. — Тихо проговорила Анна, чуть дальше заходя в воду.
— Он видит, любушка, видит. Ить там все видать, всю землю видать. — Успокаивающе погладила ее по руке Дарья. — Сымай одежу-то, купаться будем.
— Как снимать? А если кто-нибудь придет? Казаки придут, увидят, — покраснела Анна.
— Пущай токмо заявятся. Мы тех казаков хворостиною, да по хребтине!
— Ой, Даша, ты как скажешь! — рассмеялась она.
— Девоньки, а там зараз кто-то идет! — указала пальцем в сторону дороги Дуняша.
Уже собиравшаяся раздеваться Анна повернула голову и увидела приближающегося казака в запыленной рубахе, шароварах и фуражке, сдвинутой набок. Из-под фуражки выбивался длинный кучерявый чуб, почти такой же, как у Аникея, но немного светлее. На вид мужчине было около тридцати лет, он был высоким и статным. Когда он подошел ближе, Анна обратила внимание на его большие сильные руки, чем-то похожие на руки Ильи.