— Не стоит спать, — бесплотный голос показался совсем далёким, и Этер с легкостью отмахнулась от него.
Лишь когда невидимый гость потряс её за плечо, Этер открыла глаза и обнаружила стоящего над ней Грегаля.
— Не спи, — повторил он. — А то идти дальше будет сложнее.
— Хочу спа-ать, — Этер не смогла сдержать зевка. — В жизни столько не ходила.
— Привыкнешь, — сочувственно улыбнулся Грегаль. — Никто тут с тобой сюсюкать не будет. У нас у всех общее дело, и его исход зависит от каждого. Увы, наше мнение никто не спрашивал, и вот ты здесь... Хотя глупо было брать с собой врача, к тому же и необходимых навыков у тебя нет.
Этер лишь плотнее сжала губы, отвернувшись от Грегаля. Тот несколько секунд постоял, потом вернулся к расположившимся поблизости друзьям. А Этер про себя отметила, что при любом удобном случае заставит его есть самую гадкую на свете траву под видом лекарства. Она не успела нарисовать в воображении голос плюющегося Грегаля и снова провалилась в полудрему, наполненную пляской теней и вспышками света, далекими криками, выстрелами и убаюкивающим шипением.
— Эй, — звонкий голос Кассии облетел тихую поляну. Этер не сразу поняла, что обращаются к ней. — Кому сказали не спать? Полчаса роли не сыграют, только раскиснешь и голова тяжелой станет. Все равно не отдохнешь же. Потерпи, ночь пройдёт быстро.
— Тебе какое дело? — огрызнулась Этер, прекрасно понимая, как глупо и по-детски звучат эти слова. Она вновь вынырнула из тёмной реки полусна, все ещё не отличая, что осталось за размытой белой стеной, а что реально.
— У нас так не принято, — Кассия перестала улыбаться. — Это война, зайка. Ты должна исполнять приказы командира и уважать товарищей. У тебя нет никакого опыта, так что будь добра прислушаться к нашему.
— Я понимаю, — вздохнула Этер.
Мстительный огонек вспыхнул и тут же угас. Чего она так добьется? Обидные слова и поступки все равно запомнятся и будут отравлять жизнь. Как бы она не самоутверждалась потом за счет Грегаля или Кассии, прошлое не изменить.
Этер вглядывалась в призрачную темноту леса. Ветер колыхал листья, легкие облака летели по небу. Все было так умиротворяюще, так тихо и спокойно, словно она никуда и не уходила. Казалось, прямо за этим лесом раскинулись золотистые поля Бартиста, а за ними — вся Триана.
Этер даже не обернулась, когда Кассия села рядом с ней.
— Уж не обижайся, таковы правила, — сказала Кассия, при этом даже в темноте было видно, как высокомерно и бесстыдно она рассматривает Этер. — И пусть мы доверим тебе свои жизни, ты очень многого не знаешь. Представляю, о чем ты думала, отправляясь сюда. Мечты о подвигах каждому вскружат голову, уж поверь, все мы были такими же. Хотели защищать Триану, пытались казаться храбрецами и стремились оправдать надежды. Когда ты живешь далеко от войны, она кажется ненастоящей. Да, умирают люди, стреляют орудия, взрываются гранаты... Даже когда приходишь на фронт, это снова кажется ненастоящим. А потом, когда появляется осознание, твои высокие и благие цели оказываются совершенно забыты. Тебе становится страшно, ружье тяжелеет, ноги не слушаются... Ради чего ты сражаешься? Ради чего готова умереть на самом деле? Подумай об этом, и чем быстрее ты найдешь ответ, тем лучше для нас и для тебя.
— Я пришла сюда, чтобы защищать свободу и независимость Трианского королевства, — медленно проговорила Этер. — Раз тебе интересно, почему я сюда пришла, — она повысила голос, — Ну, я расскажу.
Этер прекрасно помнила тот день. Помнила каждое слово, каждый жест врача Мирана — ему было около шестидесяти, и последние двенадцать лет он посвятил её обучению. Как и помнила другого врача, Лею: в детстве Этер часто играла с её детьми. В тот день солнце пекло немилосердно, и уже в полдень казалось, что каменные ступеньки госпиталя плавятся под его лучами. Хотелось спать, но ещё сильнее хотелось закрыться в каком-нибудь темном и ледяном подвале по крайней мере до поздней ночи.
* * *
Было около двух часов дня, когда Этер вновь подошла к раненому солдату. Тот метался от боли на полу: кроватей катастрофически не хватало, а простыня сбилась куда-то в сторону. Этер даже не натянула фальшивую улыбку — она уже не видела смысла прятать свои чувства. Ей было до боли жаль солдата, которому отрезали правую ногу выше колена. Впрочем, это его не спасло: все равно пошло заражение.
Этер развернула бинты, пропитанные кровью, гноем и ещё немного йодом. Под ними белела кость, над ней, уже отслаивались, гнили мышцы. Тошнотворного запаха не было заметно: в госпитале так пахло уже давно.