— Нужно снова резать, — отстраненно заметила она. — Может, и обойдется.
Солдат кивнул, хотя она сомневалась, что он вообще осознавал происходящее. Этер кивнула двум медбратьям, чтобы они перенесли солдата на операционный стол. Когда все было готово, она натянула перчатки и, вздохнув, ввела в вену солдата морфий. Конечно, он не заглушит боль полностью, но выбирать не приходилось. Этер взяла скальпель и присмотрелась к остатку ноги внимательнее. Некроз разрастался, но, возможно, его удастся остановить. Она разрезала кожу, верхний слой мышц и фасцию. Солдат дернулся, но почти сразу затих. Склонившись над больным, она потеряла счет времени. Даже духота уже не беспокоила её. Глубокий слой мышц, и вот уже здоровая кость. Этер кивком подозвала медбрата с пилой. Сама ещё не справлялась, может быть, виновата постоянная усталость. Как бы то ни было, под внимательным взглядом Этер медбрат отпилил кость, подрезал острые края. Осталось только перетянуть сосуды и нервы.
В этот момент двери госпиталя распахнулись, и в них показалась Элиса — почтальон и по совместительству главная сплетница Бартиста.
— Ох, люди добрые, вы не представляете, что сейчас произошло! — с ходу начала она, выискивая кого-то взглядом. — Какой беспредел творится!
— Не мешай, — процедила Этер, пытаясь ровно перетянуть артерию.
— Совсем о нас несчастных Её Величество не думает, — уже громче продолжила Элиса, словно не услышав. — Как нам жить-то?!
— Заткнись! — Этер рявкнула гораздо громче, чем планировала, и даже медсестры у другого края госпиталя испуганно замолчали. Укол вины тут же испарился, и она благословила повисшую тишину. Горячая кровь текла по рукам, закрывая обзор и мешая пережать сосуд. Через несколько секунд Этер все же смогла завязать узел и повернулась к Элисе. — Теперь можешь говорить.
— Давайте... Мирана и Лею подождем тогда, — пролепетала девушка, с ужасом глядя на Этер. Последней даже не нужно было осматриваться, чтобы понять причину такой реакции: её недавно белый халат покрылся коричнево-красными засохшими пятнами крови, к которым теперь добавились алые — свежие.
— В чём дело? — из соседней комнаты вышла Лея. Она вытирала руки полотенцем, но красный оттенок с них никуда не делся. Чувствует ли она эту кровь, когда обнимает своих детей? Их у неё четверо, ещё совсем малыши. Муж ушел на войну два года назад, с тех пор ни писем, ни черного конверта. Может быть, в безумной работе она пытается об этом забыть? За ней, прихрамывая, спешил Миран. Он уже не в том возрасте, чтобы сутками стоять на ногах: вены и суставы дают о себе знать. Миран был для Этер как дедушка, который всегда был рядом, всегда помогал и учил. Ещё двенадцать лет назад между занятиями он показывал шестилетней Этер, как делать скворечник. Она научилась, и сделала для каждого двора Бартиста по два. Папа отругал её за потраченные доски, а учитель Миран смеялся до слез.
Она любила учиться, он хвалил ее и помогал. Тогда она не понимала, почему с шести лет детей учили стрелять и резать других людей. Теперь Этер знала, что у страны не было времени на обучение — с восемнадцати она должна была начать работать. Из-за постоянных войн средняя продолжительность жизни в Триане едва перевалила через тридцать лет.
— Новое письмо пришло, — чуть не плача, выпалила Элиса. — Из генштаба. Требуют врача, от каждого города нашего округа по одному. Что же делать, вас трое всего!
— Я пойду, — внезапно сказала Этер. — Не отговаривайте меня, прошу. Учитель Миран, вы так много для меня сделали. Я не пропаду, можете быть уверены.
* * *
Этер сонно улыбнулась этому внезапному воспоминанию. Тогда она думала, что хуже быть не может. Конечно, учитель отговаривал её, ругал, а потом и вовсе запретил выходить из госпиталя. Он собирался отправиться на следующий день вечером. На рассвете Этер вылезла через окно на кухне и убежала на войну.
— Я пошла на войну вместо своего учителя, — наконец, она открыла глаза полностью. — Нас было трое врачей: я, он и ещё одна женщина. У неё были маленькие дети, а он был болен. Я решила, что лучше пойти и страдать, чем остаться дома и всю жизнь себя винить.
Кассия долго молчала, опустив голову. Потом вновь подняла, и её лицо приняло привычное надменно-спокойное выражение. Этер показалось, что девушка хотела что-то сказать, но почему-то передумала. Она так и не поняла, какими должны были быть эти слова — обидными или воодушевляющими, но наверняка очень важными для самой Кассии.