— С виноградниками в этом году уже не успеем, плантажа нет… Надо бы еще где-то плодовых саженцев достать, а где — не знаю, — опять вздохнул Матвей Лукич.
— Так Галина же Проценко договорилась в питомнике! Нам оставили две тысячи штук.
— Правда? Послушай, а эта твоя Галина, кажется, ничего себе девушка. С характером, но голову имеет…
— Еще бы! И-именно так! — ответил Сергей. — Только она не моя. Откуда вы это взяли?
В кабинет вошел Стукалов.
— Ну как, именинник, спалось? — еще с порога весело поприветствовал он Барабанова.
Тот нахмурился, взглянул на Сергея, повел бровью.
Сергей понял без слов и быстро вышел из кабинета.
— Ты что, надулся на меня? — не гася широкой улыбки, спросил Стукалов и сел.
Матвей Лукич взглянул на него исподлобья и опустил глаза.
«Вот, черт возьми, улыбнется и смотрит так, будто я не выговор, а награду получил!» — подумал он о секретаре.
За прошедшую бессонную ночь он решил держать себя со Стукаловым, как говорится, строго официально. «Но разве с ним выдержишь так? Вон как зубы скалит, чертяка, словно осчастливил меня», — хмурился Матвей Лукич.
— Да действительно ли обиделся? — с очаровательной искренностью и одновременно с ноткой удивления повторил свой вопрос Стукалов.
— Довольно, уже довольно, — пробурчал Матвей Лукич и вздохнул. — Не пойму я твоего характера, Петр Иванович. То ты простой и откровенный, лучше родного брата, то бросаешься словно на врага. Стоишь на своем, как телеграфный столб…
— Что же тут понимать? Никакой тайны в моем характере нет. Я всегда откровенен. А в принципиальных вопросах стою на позициях, которых требует партия.
— Ну, это еще знаешь… — не поднимая глаз, недовольно пробурчал Матвей Лукич. — Вчера на бюро тоже, скажешь, стоял на принципиальных позициях?
— Конечно!
— По-твоему, вывернуть наизнанку все наши заплатки — принципиальность? Могли бы тут сами разобраться, что и как. А ты прославил на весь район.
— Э-э-э, виляешь, Лукич, виляешь. Потому и глаза прячешь, — засмеялся Стукалов. — Партийная организация колхоза решила сажать? Решила! А ты пошел вопреки ему решению? Пошел! Чего же ты хочешь? Разве это не принципиальный вопрос? Ты думаешь, мы только в лозунгах и в уставе провозглашаем, что партия руководящая и направляющая сила нашего общества? Нет, браток, это наш принцип, наш закон!
Помолчав, Стукалов продолжал:
— К сожалению, есть еще у нас члены партии, которые кричат, что надо укреплять партийную дисциплину, а сами нарушают ее, говорят, что надо быть честным, принципиальным, а сами замазывают свои недостатки и шумят об успехах. У таких людей только красивые фразы. К счастью, ты не имеешь этих недостатков. Просто закрутился, а фуражка сползла тебе на глаза, закрыла горизонт. Поэтому и обошлись с тобой мягко…
— Ничего себе, мягче уже некуда, — криво улыбнулся Матвей Лукич.
— От выговора не умирает тот, кто правильно его воспринимает. Так я считаю. Да ладно! Я к тебе вот с чем: сегодня у моей Лели день рождения, а заодно и новоселье надо отметить. Приходи вечером, ладно? Я обещаю, что скучать не придется. Малыши мои стихи декламируют, я на мандолине неплохо играю. А Леля у меня певунья, мы с ней дуэт какой-нибудь устроим. У нас, говорят, неплохо получается. Думаем включиться в самодеятельность. А что ж!
И такое доверчивое детское ожидание было в глазах и во всем лице Стукалова, что Матвей Лукич не мог скрыть улыбку.
— Что с тобой, черт возьми, поделаешь? Приду, взгляну, что вы за птички певчие.
— Вот и отлично! — обрадовался Стукалов. — А Леля, между прочим, на работу просится. Надо скорее ясли достраивать. Она у меня воспитательницей работала в детском саду. Специально училась. Вот и пусть командует малышами.
— Шифер для крыши уже привезли, недели через две завершим внутренние работы, — ответил Матвей Лукич.
Стукалов потер ладонью щеку, проговорил со вздохом:
— А оно и о моей работе надо бы поразмыслить как-то.
— То есть, о какой работе?
— Ну, что я… Работаю освобожденным секретарем, зарплату в райкоме получаю. Это же не дело. Принимайте и меня в колхоз. Разве не найдется для меня какой-нибудь работы? Я ведь не только партийный работник, но и младший агроном. Да еще и садовод.
Глава тридцать девятая
Как-то под вечер возле квартиры Галины остановилась грузовая автомашина.
— Проценко Галина здесь живет? — спросил шофер бабку Степаниду, которая во дворе кормила уток.
Услышав свое имя, Галина выбежала на крыльцо.