Интересно, отказал ли он идеалам своим перед смертью?
Я мог сам столкнуться с тем, о чём Хичкимсэ поведал Рершеру. Реалии нашего мира страшны, и чем больше узнаёшь о нём, тем скорее желание покинуть собственные стены угасает. Война, что идёт более трёх тысяч лет, на слуху у каждого жителя Империи, и всё же лишь побывавший на ней передаст те ужасы, которыми полна дуга. И раз так, то какой ужас перенёс Рершер, от рассказа которого у меня от шеи до ногтей потемнела кожа? Ведь ему о Фронтовой дуге поведал солдат, занесённый к нам войной Империй.
И мне не забыть его слова.
Небеса в мирах дуги затянуты дымом. Из тьмы его выбиваются лишь сотни и тысячи бомбардировщиков, к вою которых солдаты привыкают спустя пару суток, сумев пережить их. Бойня, что может закончиться менее чем за один оборот, растягивается порой на сотни лет. На планетах не остаётся жизни. Только грохот техники и взрывов, да крики, крики, крики.
Хичкимсэ бывал на трёх планетах. Три забитых телами пустоши. Потоки смертников прибывали туда одни за другими на бесконечных крейсерах. Десятки и сотни лет. Представить не могу, сколько трупов скапливалось там. По словам его, в некоторых мирах мертвецы под толщей своей скрывали землю. Их тёмно-красные тела сплетались грязной склизкой горой, что расползалась до горизонта. И полчища солдат вязли среди гнили. В вони. Какой же запах там должен быть? Не готовых порой выворачивает от смрада одного лишь трупа, но что чувствует тот, кто попадает на дугу?
Хоть мне по силам понять мысли солдата, но волю его — никогда. Выжить там, где правит смерть — возможно ли? Под воем выстрелов рубить, крошить и разрывать попавших под удар, не видя лиц их за маской шлемов. Не видя ничего вокруг, во тьме сгорающего мира. За взрывами, что рвут поля сражений, не слышны крики и приказы. Вслепую сжав пикшет, остаётся им лишь рваться, биться, убивать.
Единожды я видел установку, подобные которой ходят по планетам дуги — громадное чудовище. С десяток орудий высились на квадратном корпусе. Столкнулся я с этим уже после тех далёких событий, после того, как узнал об ужасах фронта. И увидев самоходную установку ту, представил лишь хруст, с которым лопались рухнувшие под ноги ей тела.
О Рершер, глупец! Ты узнал об этом раньше, больше меня, так почему продолжил бежать в подобный мир? Это не твой долг, не твоя задача, так почему?
Теперь мне кажется, что в Империи есть место лишь тем, кто живёт ради других. Одни служат, иные приказывают. Кто-то спасает, а кому-то суждено убивать. Для прочих выход — лишь смерть.
И при том я верю, желаю верить, что ошибаюсь. Безумие Фронтовой дуги охватило две галактики, но не все миры. Те двое могут быть где-то, где угодно. Они глупы, оба, так что не отличишь. Логику солдата понять можно, а с таким как Рершер этого не выйдет. В день ссоры Звеифель он явился ко мне и, узнав, что меня преследовала Гвардия, поведал мне о рассказе Хичкимсэ.
Не мне было должно решать их спор. Не тому я обучен. Но отчаяние, если не страх, толкнули его в тот день на безумство. Возможно, мне стоило остановить Рершера. Стоило не вмешиваться, не давать данные! И всё же сделанного не изменить. Я был втянут в его планы с самого появления Хичкимсэ и до тех самых пор, пока Рершер с Звеифель не добрались до защитных костюмов.
Есть ли в том моя вина или заслуга? Свой долг я исполнял, и всё же подверг тех двоих опасности. Мне по силам было помочь лишь ранам тела, но не им. Даже ссора их угасла не по чьей-то милости, но по воле нашего мира. Кажется, они оба боялись тогда, но что может пересилить страх, если не больший страх? И чего стоит бояться больше, если не самой стихии, решившей уничтожить всё вокруг?
То был один из страшнейших дней в памяти моей — второе землетрясение с тех пор, как мы столкнулись с Хичкимсэ.
Холодный свет бил из-за спины. Вялые ноги переплетались одна за другой, неся Рершера через поток туш. Среди них он невольно высматривал одну фигуру: высокую, бледную, вероятно, ещё облачённую в её любимый багряный наряд. Но цветом волос её отливали лишь серо-песчаные скалы, висевшие между домов.
Рершер глазами цеплялся за всё вокруг: город, камни, мосты и транспорт, люди и семиолоиды. И всё же, мысли его держались за разговор с доктором. Тот пусть и невольно, но сбавил волнение. И также, не по воле своей, дал Рершеру совет.