Знакомые слова на миг вогнали Рершера в ступор. Между тем, с потолка поползли несколько металлических рук, протянулись вдоль стеллажей и вытянули сперва один, а затем и второй костюм.
— Вот они.
— Ты знаешь что-нибудь о дуге? — слова сами сорвались с языка.
— Не больше, чем другие. Откуда мне, да и зачем? Хотя, уставы тех территорий я всё же знаю.
— Понятно. Действительно, странный вопрос. Не бери его в голову.
— Тебе следовало бы заняться своей головой, — с этими словами Зацим подал два тяжёлых свёртка. — Возьми их, приди в себя, и используй семью как подобает. У тебя всегда были хорошие показатели, так пора завести детей, подумай о наследии своём. Обсуди это со Звеифель.
— Это я решу сам, — он выхватил костюмы и прижал к себе. — Благодарю за помощь, больше она не нужна.
— Как скажешь. Приходи в себя, налаживай жизнь и возвращайся, мы ждём здесь. Пытаться сделать всё самому также глупо, как пересекать целую галактику — это удел аристократов. Просто оставь мечты наследникам своим.
— Я подумаю, — Рершер ступил в жёлто-серый мрак пещеры, преодолев порог. — Прощай.
Дверь рухнула в свой проём, поглотив ответ. Раздражённый, уставший, но добывший желаемое, Рершер пошёл к подъёму. Среди каменных троп и разломов ему встречались толпы сотрудников, умы которых затянуты были подземным дымом. Из чужих и знакомых лиц он отделил Красшика, но тот и глазом не повёл в сторону старого знакомого. Среди воя пещерных машин они разминулись, будто стремясь никогда не встретиться вновь.
Тёмный лабиринт долгими ходами вывел человека к платформе, что подняла его к жёлтому свету города.
— Значит, дело сделано.
Рершер облегченно вздохнул и, покрепче сжав два свёртка, поспешил к дому. Ему хотелось добраться туда, всё приготовить, сделать. Где-то среди каменных столбов, что здесь называли домами, он желал найти Звеифель. Он знал, что она не потеряна, что всё теперь изменится.
Дрожь пробежалась под ногами. Шатнулись тени, и мосты над улицами скривились под своей тяжестью. Мелко нараставшая толпа в один миг обернулась кричащим скопищем, подгоняемым тысячей подземных толчков. В вое дрожащих зданий гремел топот спасавшихся горожан.
Пытаясь вырваться из живого потока, Рершер лишь оказался в самом его центре. Он вцепился в свой груз и рванул вперёд, сквозь набившиеся, разлетавшиеся по улицам тела, спасаясь от землетрясения.
Гремящие скалы посыпались сверху, каменным дождём разрывая головы и тела жителей. Дрожащая в обломках кровь скользила под ногами, бегущие толкали, кричали, падали, разбиваясь о треснувшую дорогу. Под ногами Рершера рухнула женщина, придавленная куском дома. Он прищурился, сжал нос и рот, сдерживая рвотные позывы. Никогда прежде его не забрасывало в центр катастрофы, никогда он не видел, как вся планета сжимает город каменным месивом.
Толчок за толчком вырывали куски улиц из-под ног, швыряя Рершера к обломкам и придавленным телам. Вновь удар, и щель родилась перед ним. Шаг, дрожь и с болью, резкой до слепоты он понёсся к взлетавшим обломкам дороги. Мягкие костюмы спасли Рершера от смерти, смягчив удар, но крик ужаса вырвался из его горла. Попытавшись встать, он не смог. Правая стопа его завернулась, застыв и разрывая тело изнутри сломанными костями. Ладони Рершера заскользили в крови, земля дрогнула и согнулась, покатив его тело следом за кучей остальных, под тень падавшего дома.
— Нет! — он закричал, дёргаясь и вырываясь от смерти. — Дерьмо! Нет, нет! О, Пустота! Я не могу, нет! Звеифель!
Грохот гибнувшего дома заглушил вопль всего мира. Частый стук шагов мгновенно врезался в слух. Движение, тяга. Нависшая тень взвилась и рухнула позади Рершера, обратив мертвецов в ничто. Он всё ещё кричал, не в силах шевельнуть ногой. Мёртвой хваткой липкие руки его держали два свёртка.
Кроваво-слезящееся лицо его повернулось в поисках спасителя. Тонкие четыре руки удерживали Рершера, чёрно-золотой шлем поблёскивал над ним. Он повёл ноющими глазами, прикусив губу, заставляя себя молчать перед спасшим его семиолоидом. Заставляя себя не привлечь ещё больше внимания вставшего перед ним гвардейца.
И от страшнейшей катастрофы миру пришлось прийти в себя. Излишняя роскошь — переживать, скорбеть, заменять свой долг болью. Не в последний раз жители брели по развалинам, обходя неудачливые тела. Не в первый раз они переживали ужас, что преследовал их всегда, и останется с ними до их смерти.
Однако смирение других лишь мешало ей. Она залетела в первый же транспортник, что двинулся над руинами после землетрясения. С безумной скоростью машина неслась над побитыми домами. Улицы обратились красно-каменной смесью, раздробленной обломками зданий и рухнувшими мостами. В потоке мелких образов она замечала блестевшие чернотой плащи, носившиеся то тут, то там. Они. Те, мысль о ком изменила её мужа. Слуги Империи, теперь спасавшие уцелевших.