Выбрать главу

Сильвия побледнела:

— Господи, Даффи, как это ужасно! Не надо мне было просить тебя об этом! Ну?.. И что же ты ответила?

— Я сказала ему правду, — простодушно призналась Дафни. — Ведь ты же знаешь, я совсем не умею лгать. Если бы я попробовала схитрить, он сразу бы заметил. Я сказала, что ты была очень удивлена, не получив ответа на свое письмо, и захотела узнать, получил ли он его.

— Ну а Джулиан? Что он ответил на это? — спросила Сильвия, пытаясь унять охватившую ее дрожь.

Дафни выглядела теперь еще более подавленной.

— Сильвия, он был очень спокоен, и по его лицу нельзя было судить о чувствах. А сказал он вот что: «Передайте вашей сестре, что я получил то письмо и совершенно не намерен отвечать на него. Кроме того, подобное желание не появится у меня и впредь». А потом еще прибавил, что считает вопрос закрытым.

— Все ясно. — Сильвия вдруг почувствовала ужасное головокружение. Не находись она сейчас на свежем воздухе, она просто потеряла бы сознание. То, что Джулиан так изменился к ней за столь короткое время, ее не удивляло, но получить от него такой отпор!..

— Ничего больше не хочу слышать об этом, Дафни, — проговорила она, едва дыша. — Ни сейчас, ни потом. Я узнала все, что хотела.

— Сильвия, но мне больше и нечего рассказывать, — возразила Дафни. — Он не произнес ни слова. Просто вышел из комнаты, насвистывая… А позже, за чаем, он вел себя так, будто ничего не случилось.

Сильвия молчала, потом, вся дрожа, воскликнула:

— Оставь меня одну, Даффи! И пожалуйста, если ты любишь меня, никогда больше не возвращайся к этому вопросу.

Удрученная и подавленная, Дафни поцеловала сестру в щеку и медленно побрела по дорожке к дому. Словно во сне, Сильвия смотрела вслед удаляющейся тоненькой фигурке в легком муслиновом платье, потом вдруг порывисто принялась окучивать грядку с молодыми ростками бобов.

«Мое первое впечатление было верным, — убеждала себя Сильвия. — Может, он и привлекателен внешне, но под этой оболочкой скрыты эгоизм и бесчувственность». И она снова подумала, что была права, когда сочла его человеком, способным сходить с ума от женщины, для него недосягаемой, но стоит только принять его ухаживания, как интерес к ней сразу пропадает.

Она намеренно — хотя это и доставляло ей боль — вспоминала подробности той долгой беседы в «Хант-Болл» в Глостершире. Как она могла забыть об обвинениях, которыми он забросал ее тогда, что она авантюристка, использовавшая свое обаяние, чтобы помогать дяде выуживать деньги у богатых дураков и заманить в ловушку мягкого и бесхитростного Хью с целью женить его на себе? А ведь эти обвинения он бросал в ее адрес, не имея ни одного доказательства.

Какой же законченной дурой она была! Только потому, что ему удалось расшевелить в ней чувства этими экзотическими стихами, она, отбросив всякий здравый смысл и все дурное, что знала о нем, позволила себе увлечься романтической мечтой. А потом, продержав его несколько месяцев на почтительном расстоянии, предприняла робкую попытку понять его. И что же? Только для того, чтобы услышать эту жестокую и откровенную отповедь?

И все горькое презрение, с каким она думала о себе и о нем, не могло заглушить робкого протестующего голоса, раздававшегося где-то в глубине души. «Можешь спорить сколько угодно, — непреклонно твердил этот голос, — но ты любишь Джулиана Мерринга. Пусть он безнадежно испорчен, пусть он больше никогда не глянет в твою сторону, но ты просто не можешь найти в себе силы выбросить его из сердца».

Понимая, что это правда, и еще больше страдая от этого, Сильвия вдруг подумала, что Джулиан, скорее всего, принадлежит к раздвоенным личностям. С одной стороны, он обаятельный, милый, щедрый, широкий человек, а с другой — жестокий и грубый задира. И вряд ли кто-нибудь знаком с обеими сторонами его натуры.

И все же — Сильвия яростно орудовала тяжелыми граблями — было бы ужасной глупостью продолжать разрывать себе душу. Она не может перестать любить его, но она должна держаться мужественно и достойно и не показывать своих страданий. Он конечно же женится на Мариэтт, но, к счастью, они вряд ли останутся в Грейт-Хиклинг. И даже когда Дафни выйдет за Гая, у нее все равно не будет повода встречаться с Джулианом.

«Я все равно буду жить нормальной полнокровной жизнью, — гордо думала она про себя, не обращая внимания на большую слезинку, упавшую на загорелую руку. — Мне будет нелегко вести хозяйство, когда Дафни уедет. Но я могу отдаться этому всей душой и попробовать даже сколотить капитал, а не просто поддерживать кров для Пэм и Мартина. В конце концов можно было бы превратить мое маленькое кафе в закусочную или даже в первоклассный отель. И в самом деле, лучшего вида, чем здесь, не сыскать. Потом этот чудесный сад и еще много места для того, чтобы расширить его».