Я искренне смеялась над его предложением, представляя себя в коже с металлическими вставками, шипами и цепями.
Слушая их беззаботную болтовню, я подставила лицо солнцу, стараясь впитать как можно больше последних теплых лучей.
Внезапный шум в ушах никак не вписывался в нашу идиллию. Резкая тошнота заставила меня распахнуть в испуге глаза.
– Крис? – Словно сквозь туман услышала я взволнованный голос Кира.
Алекс подскочил ко мне достаточно вовремя, чтобы придержать за плечи, пока я, резко наклонившись вперед, опустошала свой желудок.
– Что-то мне нехорошо, – пробормотала я, вытирая тыльной стороной ладони рот, наполнившийся кислым привкусом рвоты.
– Давай-ка поехали обратно, – Алекс поднялся, помогая мне принять сидячее положение. Обошел меня и начал убирать тормозной механизм.
Внезапно, сердце пронзила острая боль, и мир вокруг погрузился во тьму.
Глава 39
По палате, отражаясь от белых стен, разносился размеренный звук пульса на мониторе аппарата, к которому я была подключена. С другой стороны плавно поднимался и опускался механизм другого аппарата, снабжающий мои легкие кислородом.
Трубки, входившие в мой нос, постоянно мешались. Чуть ниже сгиба локтя от катетера отходила трубка системы, через которую мне чуть ли не круглосуточно вливали то лекарства, то поддерживающие организм жидкости.
Две недели я лежала в таком состоянии, не имея возможности и сил пошевелить даже пальцем. Мои органы отказывали один за другим. Резкий скачок поражений печени, легких и мозга оказался неожиданностью для всех. Я уже смирилась со своим положением, сил бороться не было. Каждая клеточка моего тела словно пылала огнем. В сердце словно воткнули штырь, не потрудившись вытащить.
Не без труда открыв глаза, я огляделась вокруг, насколько позволяло мое положение, и увидела сидевшую рядом со мной доктора, которая сверяла показатели в бумагах с показателями на мониторе. Почувствовав мой взгляд, она повернулась ко мне и ласково улыбнулась.
– Как у вас хватает сердца так искренне переживать за каждого своего пациента, – еле слышно прошептала я ей, однако, она расслышала.
– А как иначе? – Искренне удивилась она.
– Наверно, одно из моих воспоминаний, которое навсегда запечатлится в памяти, будет ваша добрая улыбка, – снова еле слышно прошептала я. Две коротких фразы моментально лишили меня сил.
Я отвернулась от неё, прикрыв глаза. К сожалению, особенность саркомы заключалась в высокой устойчивости к лекарствам. Мне сказали это на второй день после приступа, когда я потеряла сознание во дворе больницы. Вновь пройдя через неприятные для меня процедуры, выяснилось, что поражение органов было критичным. Меня перевели в другую палату, где я постоянно находилась под присмотром.
Две недели, я продержалась целых две недели после этого. Но сил не было. Ни физических, ни моральных. Кир и Алекс постоянно находились рядом. И сейчас я услышала, как дверь тихо открылась, и они вошли в палату.
– Как она, – тихо спросил Кир Ирину Алексеевну.
– Очнулась, – ответила она ему. – Она вас слышит, но сил открыть глаза и разговаривать нет. Вы можете поговорить с ней. Я зайду позже.
Скрипнул стул, доктор поднялась и вышла, тихо прикрыв за собой дверь.
– Привет, милая, – Кир сел на стул, на котором сидела доктор. Алекс прошел к креслу и устроился на нем.
Я чувствовала их взгляд, чувствовала, как Кир взял мою холодную руку в свою, согревая теплом.
Не без труда я снова открыла глаза и уставилась в белый потолок. Затем, скосив глаза, посмотрела на Кира и на Алекса, сидевшего за его спиной.
– Как ты? – Кир снова подал голос.
– Терпимо, – едва слышно прошептала я.
Палата погрузилась в тишину, нарушаемую лишь пищащим звуком, отслеживающим мой пульс.
Кир нагнулся и поцеловал мою руку, оставляя на коже свое теплое дыхание. Алекс нагнулся вперед, уперевшись локтями в колени, и закрыл лицо ладонями.
– Знаешь, милый, – тихим шепотом продолжила я, – сейчас я мечтаю лишь об одном. Хочу, как героиня сказки, как русалочка, стать пеной морской. Белой, пушистой. Умирать, растворяясь в море.