Странница рывком приподнялась, и в глазах ее вспыхнул такой гнев, что Алин умолкла.
— Твоей кровью их не воскресишь! Тебе умереть было бы легче, чем раскаяться, знаю. Так вот — не умрешь! Родичам еще в глаза глянешь…
Она тяжело упала на подушки.
— Раскаяться! — Алин через силу рассмеялась. — Вот выйду сейчас из Дома, скажу первому встречному, кто я — думаешь, закон его удержит?
— Делай как хочешь, — тихо сказала Странница. — От чужого кинжала я тебя защитить не могу. Жаль, так я хотела узнать, отчего мы похожи. Может быть, сестры…
— Ты бы хотела иметь такую сестру? — Алин облизала пересохшие губы. — Смешно это все…
— Так смешно, что у тебя слезы на глазах, девочка?
Странница погладила ее по руке.
— Глупости! — вздохнула Алин, но руки не отняла.
— Ты ведь тоже не можешь одна…
— Могу!
— Нет. Тебе тяжело сейчас, среди молчания…
Алин захотелось вновь, как тогда, на площади, закричать: «Не хочу твоего милосердия!», — но тут Странница, замолчав на полуслове, обхватила ее, будто пытаясь заслонить. Алин обернулась. Над ними стоял Вентнор. Лицо у него было страшное.
— Ты… — процедил он сквозь зубы, глядя на Алин, — что тебе нужно здесь?
— Все в порядке, Вентнор, — ласково сказала Странница, не выпуская Алин. — Я хочу пить.
— Сейчас, — он снял с полки питье. Алин молча высвободилась, отошла в угол. Странница долго пила, а Вентнор поддерживал ее. Потом он поставил чашку на столик и хотел отойти, но Странница взяла его за руку, и он покорно сел рядом.
— Откуда эта взялась? — спросил он шепотом.
Странница слабо улыбнулась:
— Она ничего плохого не сделала.
— Она тебя разбудила.
— Что ты, я сама проснулась…
— Помолчи, — умоляюще сказал Вентнор. — Танис велела тебе молчать.
— Хорошо, — Странница сильнее сжала его руку.
— Тебе больно?
— Нет.
— Больно, я же вижу…
— Нет, — повторяла Странница, не выпуская его руки. Они мгновенно забыли об Алин. Она постояла немного и вышла, побрела по коридору. И вскоре наткнулась на Боско.
— Вот чертовка! — высказался он почти восхищенно, хватая беглянку за плечо. — Мы с ног сбились, а она гуляет себе.
Алин ничего не ответила.
На рассвете пятого дня после суда я проснулась от странного звука. Будто над Ратангой кто-то дунул в гигантскую раковину. Звук был протяжный, чистый, тающий вдалеке.
Алин спала. Она стала спокойнее за эти дни, после таинственного своего исчезновения. Но это было уже не то каменно-спокойное безразличие опустошенной души перед неизбежностью — это было спокойствие тяжелораненого, уверовавшего в то, что он выживет. И потому я с легким сердцем оставляла ее одну надолго.
Я набросила плащ прямо на рубашку и выбежала в коридор. Было тихо и пусто, как и положено на рассвете. Кажется, никто, кроме меня, не услышал этого звука. Я пробежала мимо дремавших стражей и выскочила за дверь, на холодную мокрую траву. Над Ратангой вставало солнце — огромное, красное, по-осеннему холодное. Дрожа и переминаясь с ноги на ногу, я огляделась. Все спокойно. Померещилось, что ли? Дунул ледяной ветер, и я бросилась назад. Забралась в постель и долго, стуча зубами, пробовала согреться. Потом заснула.
А в полдень примчался всадник.
Я стояла у ворот и вела разговор с Боско. Почему-то он взял на себя роль моего опекуна и воспитателя и при каждом удобном и неудобном случае объяснял мне, насколько я еще несовершенна. Я отбивалась, как умела. И тут…
Вновь я услышала рассветный звук, только был он сильней и ярче. И вслед за этим донесся грохот копыт по замощенной улице. Мы разом обернулись и увидели, как из-за поворота на площадь перед Домом вылетел всадник.
Он был весь серебристо-серый, и плащ, как крылья, развевался за спиной, а конь сиял ослепительной белизной, и длинная грива струилась по ветру. Конь промчался в полуоткрытые ворота и, как вкопанный, стал перед дверьми. Всадник спешился и прошел внутрь.
Мы стремительно переглянулись.
— Странник, — почему-то шепотом сказал Боско. Схватил меня за руку и потащил за собой. Мы пробежали по коридорам, мимо остолбеневших сиделок и раненых через Общий зал и только у дверей покоя Странницы догнали его. Гость шел быстрым широким шагом, не глядя ни на кого. Его светлые волосы были подхвачены серебряным обручем.
Вслед за всадником, будто прячась в полах его широкого плаща, мы проскользнули мимо стражей в покой. Странница сидела на постели — тонкая, побледневшая после ранений; светлые, будто прозрачные волосы струились по плечам. На ней была только рубашка из тонкого полотна, но гонец в серебристых доспехах склонился перед женщиной, как перед высокой владычицей.