— Раскланяться — плевое дело. Поцапался — хлоп заявление, и тю-тю!.. А Север — ум-м! — Север!..
На черта ему Север! Работы и здесь по горло. Город — по совести — дыра, но не все сразу… Дворец строится, а там и театр…
— Житуха на Севере! Деньжат сколотим и-и-и!.. По курортам!..
— А бригадир-то — хапуга.
— Одному несподручно, а с тобой!.. У тебя, Иван Матвеевич, хватка!
Ченцов остановился.
— Катись-ка ты, Пискунов!..
На лице Пискунова все задергалось: скулы, нос, губы:
— Ты зря это, я ведь так это, а Север — оно что, оно неплохо…
Круглые глаза Ченцова не мигали, и Пискунов знал, что можно ждать при этом, и попятился:
— Ну ладно, ладно, Иван Матвеевич… Ладненько…
В понедельник Ченцов шел к Белогруду с твердым намерением. Сейчас он ему все выскажет по порядку! Как строим?! Как?! Лишь бы средства освоить и объект сдать!.. Начал завод работать — ну и хорошо, дома заселили — ну и ладно, а что территория не благоустроена, что с недоделками объекты сдали — нас не касается: пусть другие доделывают!..
Он, Ченцов, строил бы не так! Да не так и строил… Пытался строить. А его то и дело с участка на участок перебрасывали — где прорыв, туда и кидали.
Вспомнил бас начальника строительства: «Жилье сдал — нечего тебе там делать больше. Что там осталось — беседки, газончики?! У нас на главном корпусе завода прорыв! Понимаешь, прорыв! А ты со своими газончиками!»
Сейчас он все ему выскажет, а если Белогруд попрет свое, он вежливенько положит на стол заявление и выйдет. И пусть…
У конторы толпились строители. Увидели Ченцова, окружили. Подскочил Сезнев, прораб с подсобок:
— Иван Матвеевич! Мысль! Своих послать на растворный узел! Вроде фирмы получится. Людей меньше останется, зато раствор на участках всегда будет. Как?
Иван прикинул в уме — мысль дельная.
А Сезнев бежал рядом:
— И в октябре полторы нормы грохнем. Как?!
Распахнулось окно на втором этаже конторы. Бас Белогруда перекрыл говор:
— Ченцов! Зайди-ка!
И только он перешагнул порог, загремел:
— Слыхал? Перебазируемся!
В голосе Белогруда Ченцов уловил нотки, какие появлялись у того на митингах, когда закладывали первый дом, когда пускали цех…
— Город готов! Стоит! — Белогруд саданул по столу пухлым, тяжелым кулаком. — Расти городу. Стройуправление в трест преобразуется. Как думаешь, Иван Матвеевич, кого в тресте оставим? Так сказать, в наследники.
От глаз Белогруда по его толстому лицу побежали добродушные морщинки, и Ченцов насторожился, нащупал в кармане заявление.
— Как думаешь?
Ченцов молчал.
— Посоветовались мы… — Складки возле глаз Белогруда расправились, и глаза — маленькие, светлые — холодно блеснули, скользнули по лицам собравшихся в кабинете людей. — Тебя оставить решили, Иван Матвеевич.
Ах, вон что! Ну, конечно… Ченцов колючий. Ченцов несговорчивый…
— Вот так, — мягко сказал Белогруд.
Все глядели на Ивана. За длинным столом собралось все начальство: секретарь парткома — с хитрой веселостью в глазах, будто радовался за Ченцова; председатель постройкома — сонный, безразличный; главный инженер — один глаз прикрыт, другой блестит зло; начальник отдела кадров — ну, вредная морда! — и как Ченцов не заметил раньше?
«Сговорились», — подумал он и в упор уставился на Белогруда. Будто через увеличительное стекло, разглядел все сразу: белый, нежный, словно у младенца, пушок на голове, невыбритую щетину в складках тяжелого подбородка, глубокие черные поры на массивном носу. Сказал тихо:
— Ну, дудки!
— Что дудки? — Белогруд откинул на спинку стула тяжелый торс. Повысил голос: — Что дудки?!
— Со мной этот номер не пройдет, — сказал Ченцов.
— Ба-а! Ты никак плохо выспался? — Белогруд задрал на середину лба густые темные брови. — Ба-а!
— Я вам не пешка, — сказал Ченцов. — Куда захотели, туда и поставили — не выйдет.
Белогруд захохотал так, что на графине стакан звякнул.
— Слыхали, а?! Слыхали?!
Все заулыбались, начальник отдела кадров открыл редкие, ехидные зубы, и Ченцов взорвался:
— Меня спросили — останусь?! Решили… Я сам решаю. Сам!
Белогруд оторвался от спинки стула, наполз, наехал на стол всей тушей.
— А что спрашивать? От бараков отделаешься, от палаток, от огрехов!.. — Ченцов узнал свои слова, которые говорил не раз, которые в субботу еще, обозлясь, говорил Пискунову, а глаза Белогруда недобро сузились, совсем спрятались в красных мясистых складках лица: — Строить будешь не так, как мы, в спешке. Чин чином будешь строить…