«Ах, землеройка! Ах, крот!» Витька сам бросил свои научные опыты, сам себя превратил в робота, в лопату, гробит ради этого землекопа свои драгоценные дни, и — на тебе: «Выгоню!»
Весь другой день Витька работал с показным усердием, весь день старался быть на глазах у Арнольда Павловича, весь день шутил, будто и не холодели у него вчера от обиды губы.
Когда далеко за полдень раздался крик: «Охра! Арнольд Павлович! Охра!», все кинулись к верхнему карьеру. Порошком охры в эпоху палеолита густо посыпали могилы, и понятно было волнение, охватившее всех, — не зря перекопали столько земли! Новое погребение!
Виктор тоже подошел. Выглядывал из-за спин, посмеиваясь.
— Охра, охра! — послышался снизу вдруг осевший, незнакомый голос Арнольда Павловича. — Охра! Осторожненько, ребятки! Теперь осторожненько!
В тишине слышалось дыхание сгрудившихся людей, шарканье ножа и кисточек. Потом снова раздался голос Арнольда Павловича, голос опять-таки незнакомый, но уже другой какой-то, вроде бы жалостный:
— Ярко что-то для охры. Охра бледнее, ребятки…
Еще минут через пять Арнольд Павлович выбрался из толпы и, отойдя немного, сел на дно карьера, прислонившись спиной к сырой земле. Сидел он, сгорбившись, левой рукой безуспешно пытался поудобней пристроить на переносье очки, которые вдруг стали мешать ему.
А еще минут через десять студенты окружили его. У них были вытянутые лица. Кто-то из ребят проговорил: «Вот» — и к ногам Арнольда Павловича лег влажный желтый кирпич с круглыми дырками.
Все долго стояли, переминаясь с ноги на ногу. Девчата вздыхали. А Арнольд Павлович, не поднимая головы, молчал и все никак не мог справиться с непослушными очками.
Наконец он, начав от волнения заикаться, спросил тихо:
— К-кы-кто это с-сделал?
Все подавленно молчали, и он все так же тихо повторил свой вопрос, потом поднялся, постоял на месте и повернулся лицом к стене карьера, спиной к людям.
К ступеням, выдолбленным в конце карьера, он не пошел, а стал выкарабкиваться наверх здесь же, где стоял. Уцепиться было не за что, и он упал. К нему подскочили, но он оттолкнул протянутые руки.
Глядя на Арнольда Павловича, теперь Витька испытывал почему-то стыд. Припоминал, как вчера вечером он отмачивал в воде кирпич, а потом выдалбливал на дне карьера шурф, закладывал туда кирпич, присыпал сверху желтым кирпичным порошком и слой за слоем утрамбовывал сверху землю. Теперь Витьке стыдно было вспоминать, с какой радостью ждал он весь день вот этой минуты, которая задаст новую загадку всезнающему кроту-кандидату и поставит его на подобающее ему место.
А Арнольд Павлович стоял у стенки карьера, с каким-то затравленным видом, с влажно блестевшими из-за очков глазами, глядел на всех сразу.
— П-поймите, если этого н-никто из вас н-не д-делал, т-то здесь уже все п-пер-рекопано, и все наши от-ткрытия — это б-блеф.
Он задержал взгляд на Витьке:
— Я п-прошу, п-прошу вас! С-сознайтесь! Ин-н-на-че, ин-н-наче…
Он опять отвернулся и теперь уже пошел к ступеням.
В кругу оказалась Валентина из Тулы.
— Ну, ребята! Ну! Ну, как же это?!
Она, тяжело дыша, остановилась перед Витькой, глаза ее гневно блестели.
— А что шуметь, — сказал Витька. — Археология — наука? Наука. Она разберется во всем.
И вслед за Арнольдом Павловичем выбрался наверх и зашагал к лагерю.
Арнольд Павлович лежал в палатке девчонок на раскладушке, закрывшись с головой одеялом. За день палатку напекло, в палатке стояла невыносимая духота, но он не двигался и не подавал признаков жизни.
Прошла ночь, и утром обнаружилось, что он не изменил позы, хотя и видно было, что дышит. Вызвали «скорую помощь». Врач выпростал из-под одеяла руку Арнольда Павловича и нащупал пульс. Тогда Арнольд Павлович заворочался и сел.
— Убирайтесь! — сказал он.
Врач пожал плечами, оглядываясь.
— Убирайтесь, — повторил Арнольд Павлович.
— Ну, знаете!.. — Врач возмущенно подхватил свою сумку.
Арнольд Павлович глядел на всех своим прежним взглядом — спокойным и даже как будто равнодушным. Очки прочно сидели у него на переносье.
— Вот и все, — сказал он. — Продолжим работу. Кирпич этот пусть останется на совести у того, кто его закопал. Нам не придется начинать с нулевой отметки… Пошли.
Все шумно задышали, загалдели, двинулись из палатки, и тогда Витька почувствовал, как у него опять холодеют губы.