В такое приятное для Семена Артемьевича и одновременно хлопотное, горячее время состоялась его третья встреча с Левенцевым. Совсем не такая, как две предыдущие, тихая и добрая, почти дружеская.
Левенцев к тому времени начал уже свыкаться с новым своим положением, когда надо постоянно оказываться в обстоятельствах непривычных и тягостных, да и пережил уже в основном удручающий, но неизбежный в таком деле период просительства — ему в тот день показали дом, в котором он будет якобы работать и жить, и он побежал к этому дому, не зная, конечно, что в тот час там был Семен Артемьевич.
В доме заканчивали работу отделочники: клеили обои, красили окна, двери. Наметанным глазом Семен Артемьевич натыкался везде на брак. Ходил по этажам, цедил сквозь зубы бегающему за ним прорабу:
— Готовить дом к сдаче в таком виде — наглость… Тебя бы самого поселить сюда! В туалете закроешься — весь коридор сквозь щель виден, побелка со стен цепляется.
Прораб пытался оправдываться:
— Так минимальная окраска…
— Минимальная-минимальная! — повышал голос Семен Артемьевич. — А швы на потолках?! Тоже минимальные?! Косые, пляшут! В ваннах, в санузлах арматура из стен лезет!
— Санузлы и ванные поступают с завода смонтированными.
— Зачем принимал с браком?! — Семен Артемьевич шумел, но фактически был доволен: этот объект будет сдан до нового года.
Левенцев увидел тот дом совсем другими глазами. Улицы там еще не было, она только проектировалась, и Левенцев не мог знать, что в будущем тут ляжет шумная магистраль, он увидел высокое и длинное, красиво оштукатуренное здание, возведенное в окружении частных домиков, садов и огородов. Отсюда, из-за гор строительного хлама, спаянного морозом в монолитные глыбы, открывался вид на весь старый город, тот самый город, который столько раз вдохновлял Левенцева и который принес ему его нешумную известность.
Левенцев стоял, не решаясь войти в подъезд, как будто первый же его шаг спугнет его судьбу и кто-то где-то передумает, и переиначит свое решение, и не даст ему квартиру здесь, откуда так хорошо смотреть.
В это время и появился Семен Артемьевич, по временной лестнице, по доскам сошел вниз. Увидел Левенцева — жиденькую его бороду, облезлую шапку, не наглые, а испуганные какие-то глаза — и не почувствовал к нему ни зла, ни злорадства, ни даже неприязни. Только удивление ощутил: как это удалось тогда этому человечишке в собственном кабинете Семена Артемьевича вывести его из себя? Уж какие ни встречались ему людишки вздорные — самообладания не терял, а тут поди ж ты!..
— А-а! Ну, как дела? — Он протянул руку и с минуту с интересом рассматривал Левенцева.
— Хорошо как будто, — произнес тихо Левенцев, — Обещали дать мастерскую вот тут… Спасибо.
— Мастерскую?! — воскликнул пораженный Семен Артемьевич.
— Ну да… То есть нет. Квартиру.
— А-а-а…
Семен Артемьевич обернулся, взглянул на дом так, будто видел его впервые: фасад оштукатурен мраморной крошкой, внизу — зеркальные стекла магазина, большого магазина для туристов. Этот дом украсит всю будущую улицу, но… Он покачал головой и, поворачиваясь к Левенцеву, сказал:
— Ну-ну… Поздравляю.
— Рано как будто, — проговорил Левенцев. — Еще, может, ничего не получится.
— Ну-ну! — Семен Артемьевич взял его за плечо. — Все получится. И будем мы с тобой, выходит, одновременно справлять новоселье — вот как!
— И ты переезжаешь в этот дом?!
— Мой дом получше стоит, — сказал он, — повыше.
Левенцев проследил за его взглядом и сам догадался, что Семен Артемьевич поселился, наверно, в том доме, который дыбится в одиночестве над садами и загораживает в западной стороне полнеба.
«А ведь станет сейчас туда проситься, — подумал Семен Артемьевич, заметив, куда смотрит Левенцев. — Нет, тут, брат, у тебя ничего не получится. Как говорится, на чужой каравай рот не разевай…» Он незлобиво усмехнулся, а сказал совсем дружески:
— Так что не беспокойся, квартира тут тебе будет — я прослежу. — И почему-то всепрощающе добрея к Левенцеву, добавил: — А хочешь, полазий по этажам, дадут — какую выберешь.
Левенцев стоял, опустив голову. Как это он будет выбирать? Другие тоже могут выбирать себе? Он смущенно молчал, чувствуя себя обязанным Семену Артемьевичу, и вспоминая, как грубил ему, и понимая свою вину перед ним, и в то же время находя у себя где-то глубоко в подсознании оправдательную мысль, что с ним поступают несправедливо.
— Ну что, будешь выбирать?
— Нет, — сказал тихо Левенцев, думая о том, что из окна его мастерской должен быть виден город — обязательно должен быть виден! И он напишет здесь самую лучшую свою картину!..