<Народонаселение Островского уезда чисто русское, рослое и имеет строгий выговор со своими местными словами, но без чужеземной примеси...> <...Почти все памятники островской старины уничтожены пожарами, наводнениями и руками невежественных людей>.
Я взял ручку, приписал: <Остатки крепости Острова уничтожены фашистами в 1943 - 1944 годах, нужен был камень для строительства дороги>.
В одной из тетрадей была записана мальчишеская дразнилка, и я прочел ее вслух:
Гришановские воры,
Не ходите в наши горы.
Если будете ходить
В колья станем проводить.
Так сурово пугали мальчишек из Гришанова их владимирецкие сверстники...
- Вот здорово! - послышался из окна голос Сани.
Мой новый друг, стоя на завалине, заглядывал в тетради. За окном в зелени листвы плыли, словно маленькие планеты, спелые наливные яблоки.
Лицо Сани показалось мне суровым и взрослым.
- А вас дядя Леня искал. Узнал, что вы комбайн починить помогли, что инженером работаете, все спрашивал.
Вместе с Саней мы пошли на Слепец, вернулись, только когда стало нестерпимо жарко. Подходя к дому, я не удивился, что рядом с сараем стоит <уазик>. В горнице было дымно, хозяйка угощала гостей блинами и пересказывала мои сны. На столе стояла непочатая бутылка хорошего вина.
Мой приход не испугал старую Просу, она продолжала рассказывать слово в слово все, что слышала от меня.
- Записать бы все это, - сказал задумчиво Леня. - При школе у нас маленький музейчик имеется, поможете ребятам? А?
- Пусть приходят - расскажем, - весело ответствовала Проса.
Я охотно поддержал хозяйку.
- Без памяти и человека нет, - добавила тетя Проса. - Говорят, душа, а что это - душа? Да память наша!
Леня налил в стопки вина, лукаво прищурился:
- И еще один серьезный разговор имеется.
Снова нежданный гость заговорил, лишь когда мы выпили и закусили.
- Хорошая у вас профессия, нужная... Не каждый, конечно, понимает. Но возьмем нашу местность. Населения здесь никогда не было много, а после войны стало еще меньше. Кругом холмы, пашня на холме - не пашня, а гора... Вроде пустодол, посадить лес, и делу венец... Пусть зарастает лесом.
Хозяйка, хлопотавшая у плиты, присела к столу, подперла щеку ладонью.
- В нашей стороне вовек не живали богато... Военная земля, горевая.
- Другое время, хозяюшка, - наш гость даже встал от волнения. Техника есть? Есть! Сельхозстрой работает? Работает! Видели новые овчарни? Да это не овчарни - дворцы... Засуха в Поволжье была - привезли к нам овец. А у нас засухи не бывает, режим увлажнения пойменный, вокруг заливные луга. Тыщи овец прокормить можно!
Леня присел, налил по второй.
- Говорят, на ловца и зверь бежит. Услышал инженер и в гости приехал - своим ушам не поверил. Бросайте все, приезжайте сюда... Романовские овцы - да это же чудо! По горам, по долам ходят шуба и кафтан... На базе овцеводства в райцентре новое производство налаживается: дубленки шить будем... Слово даю: первая дубленка - ваша...
- Дельный разговор, - поддержала нашего гостя тетя Проса. - И дерево в родном бору красно...
5
Вот уже несколько дней жил я у тети Просы, но все не решался пойти днем на то место, где была моя деревня. Хозяйка легко поняла мою тревогу:
- Все никак не насмелишься? Я тоже на старое домовище редко хожу. Памяти страшно...
Прищурясь, тетя Проса добавила:
- Дело молодое, на гулянье слетал бы. Хорошая девушка - что брусника. Что молчишь-то? Была утром в магазине одна спрашивала: когда приехал да каков собой... Такой как и был, ответила, все еще маленький...
Вдруг старая Проса нахмурилась.
- А ведь ты и твоя мать - последние, кто из той деревни остался... Иди, иди на гулянье, пусть девки посмотрят, какой долгой вырос. Да и старым интересно: местного человека увидят.
От матери я знал о местном обычае, по которому сами девушки выбирали на гулянье провожатых. Приглянется девушке парень, захочется, чтобы провел до дома, - не раздумывая шлет надежного <посла> - лучшую свою подружку, и не прямо к парню, а к первому его другу. Если переговоры приводят к согласию, клуб покидают одна за другой две пары: сначала выходят парни, после девушки. <Послы> вскоре возвращаются, но это случается не всегда: обычай разрешает и такое.
Быстро поужинав, я пошел в соседнюю деревню в клуб, вернулся, конечно, только на рассвете, по колена промочил ноги росой...
Все, что было в войну, я помнил удивительно ярко, но со временем краски потускнели, многое стерлось, и каждое мое возвращение в родные места было праздником памяти: прошлое вдруг словно приближалось, оживало забытое, краски вновь удивляли яркостью.
Пробиваясь по лесу к Слепцу, я вспомнил вдруг, как ходил с матерью за орехами. Орешины были такие высокие, что я с трудом на них забирался. Лезть приходилось в сапогах, потому что без сапог во мне не хватало весу, чтобы пригнуть орешину и мать, ухватясь за ветки, смогла нагнуть их до самой земли...
На маленькой поляне вспомнилось, как в детстве я пошел в лес и испугался налетевшего на меня зайца. Он показался мне тогда огромным и свирепым зверем.
Мне хотелось побыть одному, я встал чуть свет и думал, что приду на озеро первым. Но я ошибся. В утренней тишине далеко разносились голоса: детский, звонкий - это был голос Сани, и хриплый, взрослый - незнакомого мне мужчины. Незнакомец и Саня сидели на комяге и негромко разговаривали.
- Дядь Кость, а в бою очень страшно? - голос Сани дрогнул, когда он спрашивал.
- Страшно, особенно в первом... - глухо отозвался мужчина.
Я догадался, что это тот самый Костя Цвигузовский, партизанский пулеметчик, про которого говорила тетя Проса.
- Я в первом бою шибко растерялся... - неторопливо продолжал мужчина. - Пулемет в снег бросил, тащу из-за пазухи гранату... А пулемет молчит, наши лежат, боятся пошевелиться. Немецкий пулеметчик так и шьет, так и шьет!
Я знал от взрослых эту историю, заминка была минутной, молодого пулеметчика даже не поругали, лишь политрук пожурил, но оказалось, сам человек винит себя жестоко и строго, никак не может простить себе растерянность, живет с ясным сознанием вины.
Я остановился, боясь помешать доверительному разговору.
- А Петю Баранова помните? - спросил после короткого молчания Саня.
Я невольно вздрогнул: Петра Баранова я видел множество раз - до войны, в войну. Плечистый, рослый, настоящий деревенский богатырь, Петр приходил в наш дом, звал отца на охоту. Когда ложилась первая пороша, я твердо знал, что утром раздастся громкий стук в дверь, в комнату, пригибаясь, втиснется Петр, поставит ружье рядом с ухватом, весело глянет на отца, торопливо набивающего патроны...
Осень в сорок втором была короткой, снег выпал в октябре, и утро первой пороши началось, как всегда, богатырским стуком в дверь. Это был Петр Баранов - в меховой шапке, в валенках, в полушубке, в белом охотничьем халате, только вместо ружья у Петра был автомат...
- Знавал я и Петра... - не сразу ответил Костя Цвигузовский. - Рослый был парень, вон как та береза... Один из самых первых партизан... Сначала предсельсовета Егоров в отряд ушел, потом его помощник Павлов, он у нас политруком был, потом Петр со своим братом. Я-то молод был, ждал своего часа...
- Храбрые были братья Барановы?
- Отчаянные. Они меня и воевать учили. Когда с врагом один на один оказался, первый стреляй, а в бою торопись не спеша - оглядеться надо. Стреляй только по делу, пустой стрельбой врага не напугаешь, а обрадуешь...
Костя опустил голову, принялся перебирать сети. По бортам комяги застучали глиняные грузила.