Спустя час друзья миновали сферу обстреливания, пройдя такое расстояние, которое могли бы осилить за это время верховые при езде галопом. Местность пересекал овраг, где было можно укрыться для пятиминутного отдыха, если сползти по крутому спуску: на подобные подвиги друзья также оказались способными. Овраг был заполнен нижними чинами различных частей, нашедшими тут приют и успокоение: они ожидали подходящего момента, и белый флаг на длинном шесте держали наготове. Мирное пребывание на дне оврага не было все же продолжительным: немецкие снаряды нарушили установившийся покой.
Павел Шатров точно определил, что за отступающими русскими нижними чинами могли поспевать только артиллерийские и броневые части, оторвавшиеся от пехоты.
— Преследовать лучше, чем отступать, — заключил Павел Шатров, и они неохотно покинули места, где хотелось приятно отдохнуть.
Они выбрались на шоссейную дорогу, но там не было места для продвижения вперед: отступающие обозы тянулись бесконечными вереницами в несколько рядов, легкие экипажи стремились обогнать груженые двуколки, пушки прокладывали себе дорогу между тачанок и телег собственной тяжестью. Поломанные повозки закупоривали движение, взмыленные кони наскакивали грудью на обломки.
Павел Шатров и Илья Лыков отыскивали взором повозку Ивана Бытина, однако предприимчивый бывший официант, подождав их на каком-то перекрестке, укатил далеко в сторону, чтобы отступать проселочной дорогой, а не большаком.
Иван Бытин знал, что там, где при отступлении большое движение, не может быть быстроты.
Павел Шатров и Илья Лыков пришли к подобному выводу гораздо позднее, когда на мосту, перекинутом через реку, произошла непредвиденная катастрофа: немецкий снаряд, разорвавшийся посредине моста, окончательно прекратил отступление обоза. Мортирное орудие в момент падения снаряда провалилось в пробоину и повисло на канате, не достигнув поверхности воды. Задняя пара опрокинувшихся коней не удержала передка, но делала отчаянные потуги, чтобы не полететь в пропасть. Передние пары держались, однако общий вес орудия был гораздо тяжелее шести лошадей, вместе взятых.
— Руби постромки! Руби! — кричал бомбардир, бестолково размахивая в пространстве обнаженным тесаком.
Терпеливые кони постепенно опускались на колени, хомуты давили глотки.
— Нас обстреливают справа, будем, Илья, держаться противоположной стороны, — заключил Павел Шатров, отходя от места катастрофы.
Павел Шатров и Илья Лыков перешли речонку в брод, сняв сапоги, но не подсучивая шаровар. Голое поле лежало между лесом, но оно было покойнее для отступления: немецкие части не погонятся за одиночками, когда главные силы отступают по шоссейным дорогам. Утверждение друзей было правильным, если бы не одно обстоятельство, чуть не погубившее их. Дело в том, что в сторону от шоссейных дорог стремились многие нижние чины, погнавшие толк в поспешном отступлении и время от времени сходившиеся в группы для совместного раскуривания табаку. После того, как солнце зашло далеко за полдень, друзья присоединились к одной из многочисленных групп — нет ли там земляков из черноземных сельских местностей. Группа расположилась на кратковременный привал, а какой-то сверхсрочный фельдфебель, желая совершить ратный подвиг, выскочив из леса, прокричал нижним чинам:
— В ружье, мерзавцы!
На противоположной стороне поляны, оказывается, появилась пехота в количестве не больше взвода: фельдфебель предвкушал успех полного поражения врага, и ружейная стрельба с обеих сторон возникла одновременно. Никто не проявлял восторга, но пули ложились близко, рикошетясь о землю: стороны стреляли лениво. Нижние чины не применялись к местности, отстреливаясь на ходу, направляя ружейные дула вверх. К изумлению воинственного фельдфебеля у сражающихся сторон одновременно оказались выкинутыми белые флаги.
— Мир! Замирение! — воскликнул Павел Шатров.
— Урра! Мир!
— Мирррр! Урррааа!
Фельдфебель скрылся в лесу, а у нижних чинов ни у кого не возникало сомнения: если обе враждующие стороны выкидывают белые флаги — значит они доказывают обоюдное желание начать мирные переговоры.