Работать ему не хотелось. Однажды, проходя по деревне, он увидел на окне ковриги хлебов, выставленных остужаться и дышащих еще паром. Автоном подошел к окну, отломал кусок хлеба от разрезанной ковриги, уселся на завалинке и стал жевать.
Старушка, вышедшая из хаты, узревши его совершенно спокойным и взглянув на его истрепанную внешность, пожалела, предложив кружку молока.
— Давай, бабка! — ответил он без особой радости.
Приехавшие с поля мужики застали Автонома спящим близ завалинки на муравке. Клим Стратонов ударил его чресседельником по спине. Автоном вскочил и засмеялся. Клим оторопел, считая мальчика помешанным, выпустил из рук чресседельник.
— Иди в избу, ночуй! — сказал Клим после некоего раздумья.
На другой день Автоном с Климом подбивали ток для молотьбы и задушевно разговаривали. Автоном за день устал и уснул без ужина, чем обрадовал хозяина. Утром Автонома уже не было, и Клим, пойдя на гумно, обнаружил на самой середине тока кучу остывшего дерьма. Клим сплюнул и пошел в ригу за лопатой, чтобы убрать нечисть.
На зиму Автоном отбыл в город и поступил дворником, но, не имея паспорта, был уволен на другой же день. Затем, стоя на толкучке, попал по набору похоронного бюро в поводыри лошадей, запряженных в катафалк, получая за каждые похороны по полтиннику и по ложке рисовой кутьи с изюмом. Иногда он питался в обжорном ряду в харчевне наварными щами и гречневой кашей — три копейки за миску.
Так и рос он без особого призора и неким образом прожил до двадцатилетнего возраста, работая на погрузках, на свалках и читая обрывки загрязненных бумаг. По нелепой случайности он овладел средней грамотой, научившись у бродяжки Пимена, пропойцы-семинариста.
На двадцать первом году он был взят на военную службу.
В солдатах его отмыли в бане, и в первый раз в жизни он почувствовал некое облегчение.
Военные начальники, принудившие Автонома мыться в бане, не подозревали, что этим поступком породят злонамеренность, — хотя таковая едва ли у Автонома была. Получив физическое облегчение, Автоном не захотел в дальнейшем отягощать свое бытие — отказался нести наряды и становиться на строевые и словесные занятия. Его посадили под арест.
— Дурни, — сказал он, — арест не есть наказание, а лишь отдых, на воле каждая сволочь может к тебе с нравственными разговорами лезть, а под арестом — я личность неприкосновенная…
Война в первые дни развлекала и забавляла Автонома: он смеялся, презирая страх. Но через три месяца он снял пояс, сдернул подсумки, воткнул винтовку в землю штыком.
— Довольно! — сказал он солдатам и скрылся в лесной чаще.
За революцию он не изменил своему нраву, только больше обыкновенного говорил и смеялся. Причина оказалась только понятной ему самому: за легендарным временем наступили обычные будни.
— Закиснешь, если смех у тебя отнимут, — говорил он полушутя, полусерьезно.
Вот он-то и породил теневую сторону «Центроколмасса»! Составляя «Бюллетень для внутреннего обращения», Автоном, как известно, усомнился в его надобности, и, чтобы проверить на практике свои сомнения, он однажды выпустил свой «Бюллетень» нарочно без двух страниц, и никто этого не заметил. В последний раз он не доложил в номер «Бюллетеня» целых десять страниц, и притом с самого начала. Опыт дал поразительные результаты: из полутораста ответственных работников, получающих «Бюллетень», только один Егор Петрович обнаружил нехватку страниц.
— А тебе зачем они? — строго спросил его Автоном.
— Мне, собственно, не нужно, — ответил смущенно Егор Петрович, боясь услышать злые насмешки, — я так, просто для порядка спросил…
— Для порядка, — передразнил его Автоном. — Я бы вот для порядка давно выпроводил тебя восвояси…
И Егор Петрович настолько был удручен и напуган, что побоялся рассказать о случившемся Петру Ивановичу.
Таким порядком Автоном вынес окончательное решение, и «Бюллетень» прекратил свое существование.
ТЕНЬ УШЕДШАЯ
Дурная трава из поля вон.
Пословица
Четырехдневное отсутствие Автонома в учреждении не породило ни тревоги, ни беспокойства: людской поток центроколмассовских работников надлежащим образом наполнял учрежденские недра, а изъятие Автонома из общего водоворота по удельному весу было равномерно ведру воды, выплеснутому из моря…