Отсутствием Автонома был лишь слегка обеспокоен Петр Иванович, любивший выслушивать его шутки и вообще уважавший веселость нрава Автонома. Но к концу четвертого дня присутствие Автонома в учреждении оказалось необходимым: он случайно забрал ключ от шкафа, в коем хранилась сургучная печать для накладывания штампа на пакетах секретного свойства.
Петр Иванович, справившись о домашнем адресе Автонома в учетном подотделе, направил к нему на квартиру рассыльного, но рассыльный вернулся обратно, заявив, что квартира заперта.
Проходя после занятий той улицей, где квартировал Автоном, Петр Иванович надумал зайти лично, чтобы взять ключ, а заодно и навестить Автонома.
«Может быть, скорбь на душе человека лежит, и чужая притеха нужна», — подумал Петр Иванович, шагая по ступенькам.
Остановившись у дверей комнаты Автонома, он осторожно постучался, дабы громким стуком не нарушить чужого покоя.
Ответа не последовало, и Петр Иванович стукнул в дверь отрывисто три раза, размышляя, что Автоному надо стучать условно, а при условностях почти всегда бывает троекратный стук. По и на сей условный стук ответа не последовало.
Из соседней комнаты высунулась женская голова — женщина, должно быть, приняла на свой счет условный знак. Она кивнула головой и задала Петру Ивановичу вопрос:
— Вы его приятель?
— В некотором роде — да.
— Знаете, из его комнаты какой-то запах нехороший идет. Вы не слышите?
Обостренное обоняние Петра Ивановича сразу восприняло, действительно, дурной запах, и он чихнул.
— Да, — засвидетельствовал он, зажимая нос. — Что-то смердит.
Из других дверей показалась вторая женская голова, и разговор о запахе пошел в общем порядке.
— Знаете, не умер ли он? — заметила вторая соседка.
Все трое слегка напугались собственного измышления, но, обсудив вопрос всесторонне, порешили взломать замок двери.
Когда замок был взломан, Петр Иванович увидел потрясающую картину: Автоном лежал вверх лицом на кровати. Его глаза, почти что вылезшие из орбит, имели мутнодымный цвет. Оскаленные зубы, стиснутые от боли и потерявшие свою блистательность, казались редко насаженными и бесцветными. Сочившаяся из ноздрей сукровица пробороздила зигзагообразные полосы и засохла на щеках. На сером одеяле ссохлось почерневшее пятно свернувшейся крови, имевшей когда-то алый цвет.
Петра Ивановича охватил ужас: он в первый раз увидел самоубийцу. Живая человеческая рука не отдала последнего долга этому праху — не пригладила волосы, не закрыла глаз парой медных пятаков и не одела посмертного савана — потому он казался более безобразным.
— Автоном! — простонал Петр Иванович, и свой же голос послышался ему, как некий замогильный звук.
Он выбежал из комнаты, но в дверях столкнулся с милиционером, извещенным о происшедшем досужими соседями покойного.
Прах Автонома был отправлен в морг. Петр Иванович остался с милиционером и еще с одним понятым, чтобы составить опись имущества, скрепить подписью надлежащие акты и запечатать сургучом скарб, носимый покойным.
Только после удаления праха Автонома Петр Иванович как следует рассмотрел внешний вид комнаты и ее скудную обстановку. На стене, над письменным столом Автонома, висел плакат с четкой, сделанной от руки надписью: «Председатель общества любителей легендарного времени». На столе лежал журнал «Минувшие дни», раскрытый на странице с фотографическим снимком Распутина. Были подчеркнуты двумя черточками распутинские слова: «Что завтре?» Распутинский вопросительный знак, уродливый и малюсенький, был подчеркнут еще и вверху.
«А Распутины нашего времени?» — задавался вопрос, начерченный Автономом на полях страницы.
«На что намекал Автоном?» — подумал Петр Иванович, сравнивая собственную роль при «Центроколмассе» с ролью Распутина при дворе.
На другой стене висели широкие склеенные листы бумаги с крупной надписью:
Домашняя стенгазета
«Пролетарское благо».
Полюбопытствовавши, Петр Иванович подошел ближе и прочитал передовую статью:
Я хочу усложнить свою жизнь, чтобы она не была такой простой и не текла в общем порядке, а носила организационные формы. И выпуская первый нумер «Пролетарского блага», я приветствую себя с большим культурным завоеванием. Стенгазета поможет моей одичалой жизни и преобразует бытовое начало. Отныне мои коварные замыслы будут обнаружены, совместно с замыслами разных Чемберленов и уничтожены в зародыше.
Раньше у меня, хоть и не было больших обязанностей, но все же были — а прав не было никаких.