«Но где же пунктир, обозначающий косвенное влияние?» — подумал Родион Степанович и, путаясь воображением в нитях, связывающих между собой срединные звенья с низовыми, с испуга закричал вслух:
— Боже мой! Да это проволочные заграждения!
— Что с тобой? — спросила жена, не отрываясь от работы, а Родион Степанович, опамятовавшись, продолжал писать:
«Аппарат «Центроколмасса» по своей структуре, подбору работников и размаху перерос эресефесерское значение и может управлять не только во всесоюзном масштабе, но и в общеевропейском, если вовремя подоспеет революция.
«В чем же заключается сила аппарата?» — продолжал Родион Степанович писать и снова остановился, чтобы обдумать, в чем же, в самом деле, сила аппарата.
«Сила заключается в условном понимании линии, связывающей центр с местами путем переписки и живого общения.
Простой бумажки достаточно, чтобы организовать и подчинить волю сильных людей. В варварские времена шли целые вооруженные полчища, чтобы подчинить чужую волю своей силе. Убивали тысячи людей, уничтожали пожарищем целые селения и истребляли питательные злаки человеческой услады».
Выйдя из обычной колеи официального доклада, Родион Степанович продолжал философствовать:
«Ныне нет того варварского обычая — он истреблен величайшим актом цивилизации, совершившейся в силу революционных завоеваний. Чего же проще и нагляднее: здесь, в столице, на эластичной пишущей машинке прелестными руками пишется под диктовку или же с черновика циркуляр, разъясняющий значение и цели. Лист вкладывается в конверт, относится на почту, с почты — на железную дорогу. Адресат читает и выполняет волю, предначертанную центром. Это ли не великий акт цивилизации?
Но этого мало. Ныне к услугам людей появилось радио. В сотую секунды по необъятной планете расходятся радиусом столичные звуки непосредственно в толщу масс и воспринимаются ими как руководство. Исчез тот хаос впечатлений, разносимых по селам разными кумушками и прочими любителями всевозможных сплетен».
На этом месте Родион Степанович остановился и подумал о том, является ли в самом деле радио достижением техники и целесообразно ли им пользоваться в административных целях?
— Нет! — решительно отверг он. — Радио воспринимается на слух, а циркуляры должны быть не только запоминаемыми, но и зримыми. По радио нельзя передать справки, ибо печать не приложишь к эфирному пространству. — И Родион Степанович вычеркнул слова, упоминающие о радио как о культурном достижении.
«Когда будет усовершенствована передача снимков на расстояние — тогда — да», — подумал он и успокоился окончательно.
Оставив незаконченной философскую запись, Родион Степанович стал размышлять о практическом проведении намечаемого плана.
«А если Совнарком не разрешит?» — вдруг опять всплыл неожиданно вопрос.
Обмозговав все до тонкостей, каким образом обдурить Совнарком и планирующие органы, Родион Степанович стал придумывать, как перехитрить самостийных украинцев.
«Предварительно наметить съезд «Всеуколмасса», а на съезде выпустить тяжелую «артиллерию». В качестве «тяжелой артиллерии» он выдвигал себя и Егора Петровича. Мысль о выдвижении Егора Петровича очень понравилась Родиону Степановичу. «Мужчина плотный, бородой внушительный — может простым словом лучше убедить, чем теоретическими доводами».
И вот Родиону Степановичу кажется, что Егор Петрович выступает на всеукраинском съезде. Голос его мощен и зычен. Он снова говорит об отце, повелевшем сломать веник.
Родиону Степановичу уже кажется, что отец развязал веник и дает сыновьям отдельные прутики. Прутики трещат, ломаются. Речь Егора Петровича так убедительна, что зал дрожит от аплодисментов. Самостийные украинцы побеждены. Урррааа!
По вдруг на трибуну поднимается Савченко — выдвиженец-украинец. Его самостийность обнаруживается с полуслова и производит дурное впечатление.
— Та чого цей дид бачив? — говорит Савченко на украинском языке, обращаясь взором к Егору Петровичу. — Може той виник був сухий, от жвачины переломилися. А мы лозы наломаемо свижой. От такий жвачин хай кто попробуе сломать. Ваша жвачина суха, як бюрократ, а наша тоненька та гнута, як дивчина у семнадцать рик!
— Пропало дело! — крикнул Родион Степанович, напугав жену.
— Ты что? — оглянулась она и снова уткнулась в собственную работу.
— Так! — ответил он и решил оставить временно писание проекта, дабы осветить предварительно вопрос в прессе в порядке дискуссии. И, зачеркнув весь написанный текст, Родион Степанович, желая вложить глубокий смысл, начал писать статью и вывел заголовок: «Углубленное углубление».